Он ощутил тонкий запах психоделических духов.
Монсон переключил машину на саусалитскую сеть и с удовольствием откинулся на спинку сиденья, доверяя управление транспортному компьютеру. Хелен проговорила:
- Знаешь, вчера вечером я видела у Брайсов две скульптуры твоего обанкротившегося друга.
- Пауля Мюллера?
- Его самого. Это очень хорошие скульптуры. Одна из них зажужжала, когда я подошла поближе.
- Что это ты делала у Брайсов?
- Я училась в колледже с Лизой Брайс. Вчера она пригласила нас с Мартой.
- Никогда бы не подумал, что тебе уже столько лет, - сказал Монсон.
Хелен хихикнула:
- Лиза намного моложе мужа, дорогой. Сколько может стоить скульптура Мюллера?
- От десяти до двадцати тысяч. Знатоки дают и больше.
- И при этом он на мели?
- Пауль обладает редким даром к самоуничтожению, - ответил Монсон. - Он просто не понимает, что такое деньги. Этим он спасает в себе художника. Чем глубже он увязает в долгах, тем лучше идет у него работа. Он создает, так сказать, поневоле. Хотя он, похоже, переборщил с последним своим кризисом. От отчаяния он перестал работать вообще. По-моему, это преступление против человечества, когда художник не работает.
- Как ты красиво говоришь, Фредди, - промурлыкала Хелен.
***
Когда Изумительный Монтини проснулся в четверг, он сразу не осознал, что что-то изменилось. Его память была подобна вышколенному слуге, всегда оказывающемуся под рукой, как только его хотят позвать. Так и ряды фактов, закрепленных в его памяти, оставались разрозненными, пока в них не возникала нужда. Библиотекарь мог бы, оглядев полки, заметить пропажу книг. С Монтини же такого не могло случиться. Он повалялся с полчасика в постели, потом встал, принял молекулярный душ, позвонил насчет завтрака, разбудил Надю и велел ей заказать билеты на ракетоплан до Лас-Вегаса. И, наконец, словно пианист, пробегающий перед выступлением несколько арпеджио, чтобы размять пальцы, он обратился в свое хранилище за Шекспиром и не обнаружил его на месте.
Он остался внешне спокойным, только ухватился за астрагал, украшавший киноокно, и в замешательстве уставился на мост. У него никогда не было нужды прилагать какие-либо усилия, чтобы вспомнить какой-нибудь факт. Он просто смотрел, и факт появлялся. Но где же Шекспир? Где левая колонка на 136 странице и правая на 654-й, где правая колонка на странице 806, шестнадцатая строка снизу? Пропали? Он побледнел. На экране его памяти белели одни чистые страницы.
Спокойно. Это необычно, но это не катастрофа. Ты перенапрягся, и ты с этим справишься, вот и все. Расслабься, попытайся достать из хранилища что-нибудь другое...
Нью-йоркская "Таймс", третье октября 1973 года, среда. Так, вот первая страница, очень отчетливо видимая: бейсбольный репортаж в нижнем правом углу, шапка о воздушной катастрофе - крупный черный шрифт, даже кредитная стоимость видна. Отлично. Теперь попробуем...
Сент-луисская "Пост-Диспетч", 19 апреля 1987 года, воскресенье. Монтини вздрогнул. Он видел верхние четыре дюйма страницы и ничего больше. Стерто начисто.
Он пробежался по страницам газет, хранящихся в его памяти. Некоторые из них оказались на месте. Некоторые - нет. Некоторые, как "Пост-Диспетч" - с пробелами.
Его щеки запылали. Кто это решил вдруг позабавиться с его памятью?
Он снова попытался вспомнить Шекспира. Неудача.
Чикагский справочник за 1997 год. На месте.
Учебник географии за третий курс. Вот он - большой красный том с грязными пятнами на страницах.
Ксерокопия бюллетеня за ту пятницу. Отсутствует.
Он рухнул на диван, купленный в Стамбуле, как он помнил, 19 мая 1985 года за 4200 турецких фунтов.
- Надя! - закричал он. - Надя! - Голос его напоминал карканье. Она выглянула из ванной.