Ему не хотелось глядеть кузькину мать, так как было известно, что увидевшие ее птицы или животные навсегда становились домашними. Нет, это Птицу ничуть не улыбалось. Люди к тому времени уже взяли его в плотный полукруг и прижали к ближайшему забору. Правда, слишком близко никто подходить не хотел. Уж больно здоровый и острый был у Птица клюв.
А он, затравленно озираясь, все пытался найти возможность ускользнуть и не мог. Толпа же тем временем веселилась, и больше всех радовался Рахедон-очаровашка, размахивавший над головой старым хомутом и всем и каждому объяснявший, что он сделает с этим пожирателем кирпичей. Он просто купит одноколесную тележку и будет запрягать в нее этого Птица, чтобы возить на нем по воскресеньям, на местный базар, приносящих сгущенку голубых жуков и свежие ростки консервированного перца.
– Фигушки, – отчаянно закричал Птиц. – Не будет этого!
– Будет, будет, – злорадно отвечала ему толпа. – Еще как будет!
А неподалеку уже слышалось пыхтение кузькиной матери. Чтобы оттянуть момент, когда на нее придется смотреть, Птиц повернулся клювом к забору и замер, не веря своим глазам… Тем временем кузькина мать остановилась за его спиной и весело затараторила:
– Ну что, попался, голубчик? Сейчас я тебе покажу себя, а если это не поможет, то – где раки зимуют. На них давно уже никто не смотрел, а неплохо бы – обленились. Даже на гору свистнуть взбираются раз в месяц, стервецы, хотя положено раз в день.
А Птиц этого не слышал. Он смотрел на пространственную дыру, ползущую перед самым его носом по забору. Только бы она не исчезла! Тщательно прицелившись, он ударил по дырке своим тяжелым клювом, и она расплеснулась, раскрылась, как цветок. Славно!
Птиц облегченно вздохнул.
– Пока, толпа, я еще вернусь! – не оборачиваясь, крикнул он и прыгнул вперед…
У входа в комплекс стояли три человека с транспарантами. Первый гласил: “Сегодня, когда наша переделка входит в заключительную фазу, не являются ли роскошью сомнительные, не приносящие никаких плодов исследования?” На втором было написано: “Ученые, у вас в распоряжении сотни миров. Неужели вы не можете накормить свой народ?” На третьем: “Берегитесь, народ не простит вам того, что вы оставили его во время очередной переделки!”
Велимир пожал плечами.
Ну правильно, они требуют, чтобы их пустили в другие миры. И это при том, что свой собственный они загадили, разграбили, довели до ручки. Теперь подавай им следующий – свеженький. Неужели не понятно, что, прежде чем соваться в чужой мир, надо научиться управлять хотя бы своим? И все же они требуют. Подай! Хорошо, если только эти. Вот пистолетчики – гораздо хуже. А они комплексом интересуются уже давно.
Мухобой на КПП был новенький и проверял документы так долго и тщательно, что у Велимира лопнуло терпение.
– И долго ты думаешь копаться? До будущего вторника? – спросил он, задумчиво разглядывая еще не обмятую форму мухобоя.
– Сколько надо, столько и буду, – ответил тот и посмотрел на Велимира белесыми, пустыми глазами. – И вообще, диспетчер Велимир Строкх, срок действия вашего пропуска заканчивается через три дня. Не забудьте продлить.
Козырнув, он вернул пропуск.
– Проходите!
– Понавезли вас тут, молокососов, – бормотал Велимир, миновав КПП и направляясь к главному корпусу. – От горшка два вершка и туда же… сопляк!
Белый песок успокаивающе шуршал под ногами. Опрокинутый полумесяц солнца висел точно в зените. На ближайшем газоне два голубеньких смерчика танцевали вальс-каприз. Саблезубый тигр охотился за пятном ржавой плесени, прятавшемся в кустах беленики.
Удивительно, надо сказать, живучая штука – ржавая плесень. Как ее ни уничтожали, что только не делали, а ей – все хоть бы хны. Правда, когда завели саблезубого, стало немного легче.