— Принято решение о вашей высылке, генерал. Вы должны выбрать страну — для оформления визы.
— Надеюсь, я получу несколько часов для обдумывания? И это не расходится с законами вашего правительства и вашими личными правилами поведения?
— Ну, разумеется, разумеется... Вам будет предоставлено... Право выбора остается, — бормотал Топалджиков. — Ваш револьвер... заберите его.
— Благодарю за гостеприимство, полковник, — безапелляционно проговорил Кутепов. — Прошу доставить меня к жене. Честь имею! — он нарочито небрежно козырнул и слегка щелкнул задниками сапог...
Посоветовавшись с Лидией Давыдовной, Кутепов местом высылки избрал Венгрию. Ему сообщили, что имеется и румынская виза. Несмотря на круглосуточные посты в отеле «Болгария» и часового у дверей номера, Кутепову удалось через Федора Бенько переправить в Тырново с капитаном Мащенко приказ по корпусу, в котором предписывалось сохранять спокойствие, дисциплину и не поддаваться ни на какие провокации. Своим заместителем он назначал генерала Витковского.
Высылка по непонятным причинам задерживалась. Неизвестный доброжелатель, поднявшийся, вероятно, по трубе, кинул в форточку номера экземпляр газеты «Русское дело». Кутепов прочел заметку жене целиком: «Из галлиполийских рядов, пришедших в Болгарию с открытым сердцем и спокойной душой, выхвачен их живой нерв, вырвана душа. У армии отняли ее вождя, отделили ее большого и достойного человека, высоко и гордо державшего честное галлиполийское знамя. Генералу Кутепову мы обязаны тем обаянием, которое создалось и живет вокруг чистого галлиполийского имени. Пройдут черные дни, и фигура ушедшего от нас русского генерала выявится со спокойной и определенной ясностью. Мы будем ждать. Мы дождемся справедливого суда над черными днями».
— Видишь, Саша, — сказала жена. — О тебе помнят, за тебя, я уверена, борются.
— Мы еще повоюем! — жестко сказал Кутепов. Заметка очень приободрила его. — Еще повоюем! Посмотрим, кто кого!
Болгарский часовой передал генерал-лейтенанту целую охапку цветочных букетов от дам — с лучшими пожеланиями. Зайдя в туалет, Кутепов внимательно .просмотрел цветы: надеялся найти тайное послание, план побега, какую-нибудь дружескую записку, в конце концов. Тщетно! Букеты и впрямь были от дам, черт бы их побрал, дур сентиментальных!
В одиннадцать вечера («Боялись эксцессов на улице, канальи! Русских боялись — не иначе!») появились два болгарских офицера с заявлением, что генерала решено отправить на греческую границу. Протестовать было поздно. Стоило ли? Да и какая, в сущности, разница?! Кутепов решил, что доедет до Адрианополя, а оттуда — через Салоники — в Белград: необходимо повидать главкома, чтобы разобраться в происходящем.
Предоставленные ему места оказались в вагоне второго класса. Кутепов опять сорвался. Офицеры пожимали плечами: не наша компетенция. Спор прервал пронзительный гудок паровоза. Чертыхаясь, Кутепов полез по ступенькам. Федор Бенько чуть ли не на ходу втаскивал генеральские кофры и чемоданы, шляпные коробки мадам.
Правая рука Стамболийского доктор Даскалов — министр внутренних дел — телеграфировал руководителю правительства, находящемуся тогда в Генуе: «Шпионская акция врангелевцев приняла огромные размеры. Захвачено много архивов тут и в Тырново. Население потрясено и возмущено черной неблагодарностью против нашего общества».
Стамболийский 19 мая дает жесткое распоряжение Даскалову: «Поведение русских отвратительно. Счастье, что вовремя раскрыли их планы... Действуйте решительно, и очистим Болгарию от грозящей опасности. Всех виновных солдат и офицеров вон из Болгарии! Не оставляйте русских солдат и офицеров в Софии...»
Вместе с Кутеповым было арестовано и выслано из Болгарии более ста врангелевцев, из руководящих — Шатилов, Вязьмитинов, Туркул, Скоблин, Попов, князь Голицын, полковник Думбадзе, Лисовский, Алатырцев и другие. Газета «Русское дело» запрещена. Была ликвидирована военная миссия. Арестован денежный фонд русского командования.
Происшедшие события заставили выступить с заявлением и генерала Врангеля. «За последние дни в известной части прессы поднят шум по поводу якобы готовящегося нового военного наступления генерала Врангеля, — заявил он. — Версия эта настолько нелепа, что ее не стоит и опровергать. Я неоднократно уже заявлял, что единственная моя цель — обеспечение жизни моих старых соратников... пока господь не даст им возможность снова послужить родине. В настоящей политической обстановке о каких-либо приготовлениях к вооруженному выступлению говорить не приходится. Все мои усилия направлены лишь к тому, чтобы улучшить материальное благосостояние моих товарищей по оружию... Одновременно начавшаяся в последние дни и ведущаяся по разным мотивам травля моих соратников и меня в Польше, Чехословакии, Болгарии, Сербии и Англии, травля, ведущаяся как частью прессы, так и некоторыми левыми группами, имеет одни общие источники — и материальные и духовные...»
Врангель посылает в Болгарию генерала Миллера. Задача у Евгения Карловича весьма сложна: он должен не только дезавуировать телеграмму главнокомандующего в адрес Стамболийского, содержащую прямые угрозы («...Болгарское правительство, в сознании своего бессилия, ищет опоры у тиранов России и в жертву им готово принести русскую армию. Преследуемые клеветой и злобой, русские воины могут быть вынуждены сомкнуть ряды вокруг своих знамен. Встанет вновь жуткий призрак братоубийства. Бог свидетель, что не мы вызвали его»), но и утихомирить широкие слои общества, обеспокоенные действиями командира 1-го корпуса и документами, изъятыми у полковника Самохвалова.
Миллер заявил, что приехал для «устранения недоразумений и создания нормальной жизни галлиполийцам, которые должны быть сохранены для будущей России, ибо, как только падут большевики, эти контингенты явятся единственной организующей силой русского корпуса». Миллер не уставал повторять: русские воинские контингенты не станут участвовать в политической жизни страны, останутся нейтральны при всех обстоятельствах. Врангель-де издал об этом специальный приказ.
Двинулся в «наступление» и новый командующий 1-м корпусом. Генерал Витковский подал резкую жалобу прокурору Тырновского окружного суда на продолжающуюся дискриминацию русских людей — их обыски, избиения, аресты, введение комендантского часа с восьми часов вечера, запрещение ездить по железным дорогам и т.п. «Из всех перечисленных фактов выявляется крайнее бесправие русских в Болгарии, что создает беспримерный случай в истории культурных государств», — заканчивал жалобу Витковский.
Русский посланник Петряев принял срочные меры к сокращению числа высылаемых и облегчению их участи. На какое-то время обстановка нормализовалась.
В ЦЕНТР ИЗ СОФИИ ОТ «0135»
«По сообщениям наших друзей, Миллер кроме миротворческих деклараций привез в Болгарию секретные приказы Врангеля от 16 августа номер 2642 и номер 2641, содержащие попытки новой мобилизации сил армии, ряд дипломатических акций, направленных на установление прочных контактов с военно-фашистской партией с целью военного переворота.
Миллеру рекомендовано: 1) «... вслед за переворотом и занятием армией крупнейших центров Болгарии на условиях официального признания русской армии готовность представить Болгарию в качестве исходного пункта для войны с Советской Россией. В новое правительство должен войти в качестве военного министра русский генерал. 2) Необходимо выработать совместно с представителями болгарских партий список лиц, подлежащих аресту и преданию военно-полевому суду русских войск. 3) Представить через дипломатического курьера план важнейших нервных узлов столицы: арсенала, телеграфа, радиостанций, водопровода, банков и т.д. 4) Составить воззвание к населению Болгарии, указав в нем, что мы не вмешиваемся во внутренние дела Болгарии. 5) Составить мобилизационный план для призыва всех русско-подданных до пятидесяти лет, проживающих в Болгарии».