– Всё то же самое, – он белозубо улыбается. – Компьютер, телевизор и холодильник к твоим услугам. Ванная прямо по коридору. И я тут.
– В этом-то и проблема!
Его брови ползут наверх, и я уже диафрагмой чую, что он может мне ответить. Давай ты не будешь, Дим, ну пожалуйста, я не хочу тебе объяснять, почему я не могу расслабиться в присутствии субъекта, откровенно мне симпатичного.
Справедливости ради, я вообще не собиралась говорить, что он мне нравится. Во-первых, я думаю, ему и так всё понятно, я в обращении проста как сковородка, у меня разве что на лбу всё написано не печатными буквами, а прописными. А во-вторых, я Квинси, и у меня есть гордость!
Ладно, сейчас не время отсылок к Бличу, сейчас время паниковать.
Хотя панике я должного времени тоже не уделила. Мы доубирали на столе, лениво перекидываясь какими-то малозначительными фразами, сам стол Дима собрал (да здравствуют старые добрые столы-книжки!) и убрал на балкон, а после плюхнулся на диван.
– Что? – ответил он мне на мой удивлённый взгляд. – У меня сегодня вообще-то тоже выходной.
Выходной у него, вы посмотрите. У меня бы тоже был выходной – спокойный, размеренный выходной в гордом одиночестве, если бы не несколько безответственных взрослых.
Хотя, с другой стороны, мы с ним уже буквально красной нитью повязаны… тьфу ты, общими тайнами, так что…
– Дай сигарету, – я упёрла руки в бока.
– Ты обалдела? – поинтересовался Дима у меня спокойно. – Хочешь, я твоей матери расскажу, насколько?
– Ага, только не забудь ещё ей рассказать, как засосал меня на кухне, – парировала я, мысленно бледнея от собственной наглости.
Дима заметно скис.
– Давно ты куришь? – он полез в карман джинсов и выудил оттуда зажигалку. Сигарет, судя по его недовольному лицу, там не было.
– Мммм, – я сделала задумчивый вид. Не то чтобы я не помнила. – Лет с десяти?
– Чего? – у Димы аж голос скакнул на пол-октавы выше. Я с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть.
– Ну, попробовала в десять первый раз, – поправилась я, удовлетворённая реакцией. – Потом курила пару недель, пока мама не нашла у меня сигареты и не вломила мне по первое число. Потом, разумеется, боялась. Потом в тринадцать опять попробовала и опять получила от матери. Последние полгода где-то курю, мама ещё не заподозрила, она как со Стасом встречаться начала, так стала дома ещё реже появляться, чем обычно. Так ты мне сигарету дашь или нет?
– Могу по жопе дать, – проворчал Дима, но с дивана всё-таки встал.
– Я на тебя за домогательство заявлю, – фыркнула я. – Возможно. Если мне не понравится.
Он выглядел немного обескураженным, и я могла его понять – то я краснею как маков цвет, то выдаю нечто подобное. У меня довольно быстро меняется настроение.
Сигарету он мне всё-таки дал, попутно раскрыв их местонахождение в кармане коричневой куртки. Я запомнила!
На лестничную площадку мы вышли вместе.
– Блин, мужик, дай мне хоть пять минут одной побыть, а, – буркнула я себе под нос чисто для проформы, потому что на самом деле мне его компания нравилась.
– Я вообще-то тоже покурить вышел, – с непроницаемым лицом сказал Дима. – Мой подъезд, мои правила.
– Без семок твоё заявление не котируется, – я потянула руки к зажигалке, которую он мне так и не отдал; Дима чиркнул колёсиком, затянулся…
…и убрал зажигалку в карман.
А потом засмеялся.
– Господи, ты бы видела своё лицо, – он вытащил сигарету изо рта. – Ребёнок, у которого конфету отобрали, не выглядит таким обиженным!
– И часто ты у детей конфеты отбираешь, чтобы сравнивать? – я вытянула руку ладонью вверх. Он скользнул по ней незаинтересованным взглядом. Поднял свою сигарету, затянулся, посмотрел на меня.
Я-то, конечно, понимаю, что он издевается, но вот зачем он это делает – не понимаю. Я нетерпеливо потрясла рукой.
– Каждый день, – ответил он, и для убедительности одним лёгким движением забрал сигарету из моих пальцев и вставил мне её в рот. И хотя мне хотелось уронить челюсть, губы я всё-таки сжала.
И Дима наклонился ко мне.
– Тяни, – посоветовал он, прижимая тлеющий кончик своей сигареты к моей, незажжённой.
Я послушно втянула воздух и закашлялась. Он отстранился.
Сигарета зажглась.
– Ты дурак или да, – недовольно сказала я, отворачиваясь, потому что буквально не знала, куда мне себя деть. Это было настолько внезапно и настолько… почти интимно, что мне захотелось провалиться под землю от смущения.
– Или да, – подтвердил он, громко выдыхая.
Докуривали мы в абсолютной тишине.
– Молока нет, – глубокомысленно сказала я, пытаясь заглянуть Диме через плечо. Он уже пятнадцать минут выбирал глазированные сырки, но почему-то так ничего и не выбрал.
Ей-богу, как мама и куртка, такой же анекдот. И чего они все такие медленные?
– Ты молока хочешь? – уточнил Дима, потянув руку к одному сырку и тут же её убрав.
– Нет, – отрапортовала я слишком быстро для правды. – Его просто нет.
– Значит, надо взять, – он то ли не заметил, то ли просто сделал вид.
– Господи, что ты мучаешь эти сырки, возьми со сгущёнкой, – не выдержала я, хватая два первых попавшихся сырка и закидывая их в корзинку.
– Я не люблю со сгущёнкой, – сказал Дима, выпрямляясь.
– Я люблю! – выдала я громче, чем рассчитывала.
– Вот и отлично, – он усмехнулся. – Пойдём за молоком.
У меня осталось стойкое чувство, что где-то меня обманули, но развивать мысль дальше я не стала, а вместо этого догнала Диму у овощно-фруктовых прилавков.
– О, мандаринки, – обрадовалась я раньше, чем успела подумать.
– Ты хочешь мандарины? – шепнул мне прямо на ухо Дима, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. Вроде ничего такого в этом жесте не было, но можно, блин, так больше не делать?
– Нет! – я сунула руки в карманы и выдавила из себя самый мрачный взгляд, на который только была способна. – Я вообще с тобой пошла только чтоб пылью твоей не дышать. Кто ж знал, что ты такой ценитель продуктов? Щаз ещё и у овощного прилавка на миллион лет застрянем.
– Во-первых, у меня чисто, – оскорбился Дима показательно. – Во-вторых, я просто тщательно выбираю. Так ты хочешь мандарины?
– Нет, – буркнула я, отворачиваясь от него так, чтобы он всё равно остался в моём поле зрения. – Что ты делаешь?
– Выбираю самые нормальные, – пожал он плечами.
– Но я же не хочу мандарины, – удивлённо протянула я.
– Я их хочу. Всё? – Дима кинул пакетик в корзину. – Идём.
Я открыла рот. Закрыла рот. Не придумала, что ему ответить, а потому просто послушно зашагала следом.
Женщина на кассе уставилась на него таким взглядом, что мне стало неловко. Почему смотрит она, а неловко мне, я не понимаю.
– Пакетик? – спросила она почти ласково, и мне захотелось хотя бы отойти. И я бы отошла, если бы Дима не загородил мне проход.
– Два, – немного подумав, сказал он.
– Карта наша есть? – я не знаю, что обычно люди вкладывают в понятие «строить глазки», но, по-моему, это вот именно оно. Женщина так усердно хлопала накрашенными ресницами, что если бы не эта штука с сигаретами над её головой, она, наверное, могла бы взлететь.
– Нет, и спасибо, оформлять не буду, – предупредительно сказал Дима. Потом обернулся, посмотрел на меня, как-то совсем неприлично ухмыльнулся, снял что-то с полки рядом с жвачками и кинул на к пакету с мандаринками. – Ань, проходи вперёд, продукты в пакеты разложи.
– А раньше нельзя было так? – ворчливо сказала я, протискиваясь между Димой и перегородкой между кассами.
Кассирша вперила в меня недружелюбный взгляд. Пакет молока улетел от моих рук подозрительно далеко. Это меня, конечно, не остановило, но зачем было так стараться, я тоже не поняла.
С Димой она даже не попрощалась. Зато он стал выглядеть на порядок веселее, чем раньше.