– А-а-а! – внезапно закричал он со всей мочи, поднял кол и устремился на Запарку.
Не миновать беды… Хрясь – приняв удар, брызнула во все стороны земля перед капитаном. Запарка не пошелохнулся.
Долговязый взглянул на него, выронил кол и отшатнулся.
Резким махом полетела наземь фуражка. Следом – пуговицы воротника, ремень. И словно страшная невидимая сила вырвалась наружу.
Толпа замерла.
– Айда со мной, – шагнул ей навстречу Запарка. – Умрём вместе!
Руки капитана, маня, раскрылись…
Они ждали его на плацу всем взводом, возбуждённо переговариваясь и беспрестанно куря. Он появился неожиданно, откуда ни возьмись, словно вынырнул из-под земли, весёлый и невредимый, с ремнём на плече, фуражкой в руке. Обвёл всех шальным взглядом, остановился на Киме.
– Молодец, что отсиделся в яме. Как поёт Высоцкий: коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет.
Посмеявшись со всеми, взглянул на часы.
– Впечатлительным – оставить все впечатления при себе. Военная тайна. Гайдук узнает – пеняйте на себя. На сегодня это всё, свободны. Дуйте по койкам, шагом марш!
Смотря уходящим воспитанникам вслед, капитан задержался на плацу. Улыбка появилась на его лице. Как воспитатель он был более чем доволен. Ай да вылазка! Реальная мимолётная… Она одна стоила целого месяца муштры.
Боронок кинул в ведро очищенную картофелину, потянулся к громадной куче нетронутой кожуры, взял новую и принялся с остервенением чистить её.
Только что из кухни вышли Степан и Ким, помятые и счастливые, укаченные от души опасным аттракционом местной деревенской жизни.
– Я убью Гайдука, – произнёс он, мрачно глядя перед собой. – Проберусь к нему ночью, вопьюсь в горло и выпью всю кровь. Пусть даже потом отравлюсь – всё равно. Старый полкан. Нашёл время для картошки.
Боронок был возбуждён. Произошедшие события никак не могли оставить его равнодушным.
– Жаль, что всё кончилось миром. Будь иначе, я пошёл бы с Запаркой воевать вдвоём, – загорелся он. – Слышишь, Горыныч? Мы бы взяли штурмом деревню, не оставили бы ни одного пленного, а потом всем бы сиротам дали наши имена. Запарка! – взмахнул он левой рукой. – Боронок! – повторил движение правой.
Горыныч молчал. Ему было всё равно. Хомут висел на шее. Ключи от его жизни, свободы и языка находились в чужих руках.
Толпа не тронула Запарку. Он не тронул её. На том и разошлись, удовлетворённые друг другом. Первой – толпа.
Спустя день на лужайке появился деревенский мальчишка лет восьми. Постояв и поглазев на бригаду, он подошёл к ближнему – Коле Ракову. Комсорг, трудясь, засыпал лопатой гравий в яму со столбом.
– Кольча! – представился ему мальчишка.
Комсорг кинул в его сторону недружелюбный взгляд.
– Чего тебе?
– Конфету дай.
– Ха! А две не хочешь?
– Хочу.
Коля остановился и, опёршись на лопату, утёр лоб.
– Иди мальчик отсюда, – сказал он. – Здесь люди делом занимаются и плохо себя чувствуют.
– Дай. А я тебе чего скажу. – Мальчишка поднял брови и состроил серьёзную мину, словно готовясь предсказать будущую Колину судьбу.
– Отвали пацан! – Коля с шумом зачерпнул гравия.
– Не жмоться, дай.
– Катись, шкет!
Шкет! Разговор перешёл границы дозволенного. Искоса глянув на подходящую троицу: Кима, Налимыча и Степана, мальчишка склонил голову и шмыгнул носом.
– За шкета получить можешь, – тихо сказал он.
– От тебя что-ли? – с усмешкой спросил Коля.
– От меня – когда вырасту. А пока – от Рябого.
– Кого?
– Кореша моего.
– Пошёл отсюда! – вступая в разговор, заступился за комсорга Налимыч.
– Ты, толстый, не встревай, – отмахнулся от него мальчишка. – Не с тобой говорю.
– Ах, ты…, – рванулся было в его сторону Налимыч, но увяз в руках бросившихся на защиту ребёнка Степана и Кима.
– Налимыч, вы в разных весовых категориях, – сказал Ким, успокаивая друга. – Остынь.
– А чего он провоцирует?
– Разберёмся.
Когда страсти поутихли, Степан и Ким устремили внимание на мальчишку. Он – на них.
– Пацан с секретом, – убеждённо заметил Ким.
– Думаешь?
– А я видел его на дискотеке. – Ким подмигнул мальчишке. – Здорово, вражина! Разнюхивать сюда послан, лазутчиком – собирать агентурные данные?
Мальчишка растерянно захлопал глазами.
– Попался! – довольно ухмыльнулся Ким.
– Конфету дай! – попробовал выкрутиться мальчишка.
Ким сложил фигу и с чувством нескрываемого удовольствия поднёс её ему к носу.
– Выкуси! Я из-за твоих друзей личного счастья в эту субботу лишился. И ещё по морде получил, вместе с товарищем.
– Ладно, – примиряюще сказал мальчишка. – Так и быть, скажу чего пришёл. Конфету будешь должен. Гляди, не заныкай.
– И зачем же ты пришёл?
– Наши ждут вас здесь, в лесу. Картошку пекут, мириться хотят. Вожак Рябой сказал, что не тронет. – Он задумался, вспоминая. – Гарантия безопасности вам обещана.
– Всё?
– Да.
– Это не стоит конфеты. Обойдёшься.
Мальчишка обиделся, засопел, но высказаться вслух не решился. Детская личина отошла на второй план, маски были сорваны, уже как настоящий парламентёр он должен был вести себя достойно.
Информация требовала приватного обсуждения. Оставив мальчишку, Степан и Ким отошли в сторонку. Откликаться или нет? Какой сюрприз подготовила для них деревня? Какое у них всех будущее – мир или война?
Постепенно, взвесив все за и против, оба сошлись во мнении, что пути в лес не миновать. Следовало открыть карты. Уверенности в своих силах добавляла возможность подстраховаться живым парламентёром. Заложником.
Выпытав у парламентёра маршрут, они заперли его в каморке свинарей, поручили тем приглядывать за ним и, условившись с Налимычем о времени возвращения, отправились в путь. На мирные переговоры.
До условленного места встречи они добрались без помех, довольно скоро. В центре большой, окружённой соснами, поляны горел костёр. Восемь-десять человек сидели вокруг него. Их ждали.
Рябой оказался плотным крепышом. Лицо его было сплошь усеяно веснушками. Казалось, сомкнись глаза с белесыми ресницами – и праздник солнца на отдельно взятом лице был бы обеспечен. Однако хозяину лица было не до того. Глаза его были настороже, буравя отнюдь не солнечные лица гостей.
– Где наш пацан? – осведомился он.
– Остался, – ответил Ким, стараясь выглядеть как можно более убедительнее и непринуждённее. – Какие-то дела там у него.
Вожак усмехнулся.
– Подлиза. За сладкое мать родную продаст. Но моё слово верное, расслабьтесь, будем разговаривать.
– Хорошо, – согласился Ким.
Рябой протянул им руку. По очереди они пожали её.
– А ведь вы не солдаты, – заметил он, приглядываясь. – Умело скосили под наших. Все, как бешеные, перемахались между собой. И дёру дали вовремя. Кто такие?
– Студенты, – ответили они в один голос.
– На сборах, – добавил Ким.
– А-а, – протянул Рябой.
– И мы не косили, – продолжил Ким, – танцевали и всё.
– Танцы кончились мы и ушли, – подхватил Степан. – Зачем нам лишние хлопоты, мы – люди мирные.
– Кабы так, сейчас бы вас здесь не было, – раздался чей-то хриплый голос.
На это ни у Кима, ни у Степана не нашлось, что ответить. Возникла затяжная гнетущая пауза.
Рябой вытащил сигареты. Они, чуть помедлив – свои. Закурили.
– Слышь, – начал снова Рябой, – а главный ваш каков, пришёл нас успокаивать. Один. Он, что, всегда такой?
– Какой?
Рябой поёжился.
– Психический.
– Но вы же все целы, – осторожно заметил Степан. – Потерь нет.
– А что ему оставалось делать? – подал голос Ким. – Такой форс-мажор! Ведь вы сами себя уже не узнавали.
– А нечего по чужой территории шастать, чужих девок лапать, – возбудился один из сидящих напротив – долговязый.