- Ну что вы? Я за вами зайду, а нам - он с нажимом высказал последнее слово, - а нам положено. Верно? Что же я буду плутать по райцентру? Вместе и пойдём. Простите, вас как по имени... отчеству?
- Елизавета Фёдоровна я, ну ваше имя отчество - мне известно. - Она улыбалась грустно и немного растеряно.
- Елизавета, стало быть? - и ему отчего-то стало жаль эту женщину. - У вас и имя красивое.
Больше в этот день никто никого не регистрировал. Никто не родился и никто не умер. Елизавета Фёдоровна сидела за столом, одна в своём рабочем кабинете и смотрела в темнеющее окно. Зимой в Сибири сумерки наступают рано. Вот так и в её жизни. Только что была молодая и красивая и парни вились возле неё... Да нет, нет! Она не приукрашивает! Перед самой войной даже замуж один предлагал, собирался дом собственный строить... а она, она тогда любви ждала, чтобы как в книжках, чтобы он цветы приносил, вечером при луне красивые слова говорил, а он... вместо цветов чулки подарил. Сказал, коли дом строить, то копеечка к копеечке подбираться должна, а чулки - вещь полезная. И так ей тогда не по себе стало, что просто больше видеть его не могла. Отец ругался, что вот останется девкой - вековухой, будет знать! И точно, теперь знает. Отец как ушел на фронт - так ни одного письма они с матерью не получили. Потом пришла бумага, что пропал без вести. Мать решила поехать по госпиталям, где совсем тяжёлые без рук, без ног лежат, думала, может там его найдёт. Не нашла, так и осталась сиделкой в военном госпитале, откуда писала ей письма и всё просила внука или внучку родить.
Хлопнула дверь:
- Елизавета Фёдоровна? Не пора ли домой?
- Да, да, конечно. Простите, вот задержалась... дела. - И накинула на голову пуховую шаль: - Пойдёмте.
Они шли по улице, и ей казалось, что живут они вместе уже много лет, просто он уезжал в длительную командировку и вот теперь, теперь вернулся! Она старалась шагать рядом, но не успевала за его шагом и чуть не поскользнулась, а он, он взял её под руку! Она поправила сбившуюся шаль, заглянула ему в лицо:
- Надо бы в булочную зайти, дома хлеба - ни кусочка.
- Ну да, на одних конфетах далеко не уедешь, - деловито кивнул он.
Она оглянулась, ей так хотелось, чтобы по улице шли люди, чтобы пусть и не знакомые, но думали, что идёт семейная пара.
Константин проснувшись, лежал, не открывая глаз, ни в силах отойти от ночных воспоминаний и не очень понимая - где он? Металлический скрежет удивил и заставил прийти в себя. Это же они с женой и ребятишками в Красноярске у родственников в гостях. Прислушался, под окном дребезжал по рельсам трамвай. Семья двоюродного брата Геннадия ещё спала. Жены рядом не было. И он, стараясь не скрипнуть панцирной сеткой, осторожно поднялся и вышел из комнаты.
Евдокия, будто каменная статуя, сидела на кухне возле давно остывшей печки. Он, осторожно ступая босыми ногами по холодному крашеному полу, подошёл к кухонному окну, открыл форточку, закурил:
- Светает, - зябко поёжился, - иди, ложись, хоть чуть дремани. На рассвете самый сон.
Она поставила кружку, которую держала в руках, изредка отпивая из неё маленькими глотками:
- Костя, не надо бы Ивану Соловьёву видеть меня.
- Нормальный мужик, - посмотрел на неё, прищурившись, - в чём дело?
- Когда работала на стройке, ну когда японцу обтир дала ноги замотать, он тоже там работал прорабом. А если узнает меня? Помнится, как-то пришлось по работе столкнуться. Что если вспомнит?
- А я-то думаю, что же ты ушла с Петровной на кухню будто спряталась... выходит так и есть. Ну, он весь день на работе, а вечером... ты права, лишний раз на глаза ему лучше не показываться.- Выбросил окурок в печь, захлопнул форточку, обнял её за плечи: - Пошли спать.
- Костя, а главное-то из-за чего мы сюда приехали? Как? Весь вечер на людях, я и спросить не могу.
- Ну, пошурудил я старые связи... - вздохнул, затянулся папиросой, - опять же я-то им толком ничего рассказать не могу - кто их знает? Столько лет не виделись. Не хотел тебе пока говорить, может, что новое скажут завтра, но, похоже, навряд ли.
Она смотрела на него, сцепив на груди руки.
- Гражданка Резенова до сих пор в розыске. Тело-то твоё не нашли. Значит, закрыть за смертью обвиняемой не могут. Вот и висит в розыске. И значит, в Корсаково - ни ногой.
- Господи, но ведь столько времени прошло?!
- Хм, если преступник в бегах, срок давности приостанавливается.
Она высвободилась из-под его руки, подошла к окну. Серое предрассветное небо смотрело ей в лицо.
- Сколько же я могу рвать свою душу, глядеть в небо, и только так разговаривать со своими детьми? Сколько? - сдавленно шептала, так и не разжав рук.
- А наши что, не дети?
- Наши при нас! А доченьки, мои доченьки... я их до сих пор во сне маленькими вижу, а годы-то, годы идут! - из не мигающих глаз одна за другой по блестящим дорожкам катились слёзы.
-Водички дать?- отпил сам из кружки, протянул ей:
- Помнишь, рассказывал, что встретил земляка из Юксеево?
-Это который тебе рассказал, что тётка твоя вышла замуж и живёт теперь в Красноярске?
-Ну да. Это он про тётю Нюру, мать Геннадия рассказывал. - Отпил ещё из кружки, смочив пересохшее горло: - Тётя Нюра, мать Геннадия, и моя мама - родные сёстры. Я адрес тёти Нюры у Геннадия взял. Съезжу, может, она что про моих знает? - кашлянул в кулак, откинул назад чёрную, с проседью по вискам, шевелюру.
-Тебе и про сына приходил ответ.
-М... да, только мне от того ответа не легче.
-Хоть знаешь, что жив.
Он молчал и думал, что раз сведения по Артуру Константиновичу Буденкову предоставлены быть не могут, то где же и кем служит его сын?
Провёл рукой по лицу, как бы пытаясь успокоить душевную боль: - Пошли, а то ещё немного и соседи просыпаться начнут, а я в подштанниках. - Погладил её вздрагивающие плечи: - Знаешь, я тихонько схожу в Корсакво, но без тебя. Всё, не смотри, не смотри на меня так! Сказал без тебя! Понимать должна, и девчонкам не поможешь и этих осиротишь! Узнаю как здоровье, опять же деньжонок передадим, - и повёл её в комнату Кузьминых, пусть хоть немного поспит.
Кое-как улеглись на узенькой кровати, панцирная сетка продавилась будто гамак:
-Ничего, зато ближе друг к другу - улыбнулся ей. А самому вдруг прямо напротив окна воображение нарисовало военного в новеньком белом армейском полушубке. Он набрал воздуха, сжал губы, чтобы не застонать. Мужик всё же...