– Взять хотя бы случай: бродяга-пес нашел в лесу младенца и отнес его людям.
– Ну, не знаю.
– Каждая жизнь ценна, – продолжал Прилипала. – Мы покупаем животных, они надоедают – мы выбрасываем их на улицу, а потом отстреливаем, потому что они могут быть опасны для детей. Понимаешь?
Больше он не проронил ни слова. Мы распрощались около моего двора. Прилипала поплелся обратно. У меня складывалось чувство, что с ним я найду общий язык. Чудной он немного, но это даже к лучшему. Мне вообще нравятся странные. Все, что странно – просто непривычно. В детсаде я один водился с парнем, который вечно таскал с собой червей и всяких жуков, иногда и ящериц; в игрушечных машинках можно было часто обнаружить за рулем рогача, а под юбки куклам он подкладывал мухоловок. Его никогда не укладывали в “тихий час” в общей комнате.
Я пообедал яичницей с сублимированной лапшой. На более изысканный обед у меня не было сил. Первый день в новой школе вымотал меня невозможно. Хотелось пропустить чашечку-другую кофе, взбодриться, успокоиться, но его не было. Мой взгляд невольно остановился на сигаретной пачке на полу у мусорного ведра. Заглянул в нее – пустая.
Думать долго не пришлось. Я подкрался к комнате отца, услышал гомон радио – это значило, что он спит. Отворил дверь. В нос сразу же ударил перегар. Шаг за шагом, стараясь не дышать, я крался к тумбочке у его кровати, где лежала пачка. Я вытянул одну, собрался положить пачку на место, когда он схватил мое запястье. От неожиданности я отпрыгнул назад. Отец не отпустил меня, поэтому свалился на пол, сопроводив резкую перемену обстановки крепкими выражениями. Я вырвал руку из его цепкой хватки и побежал. Он поднялся и последовал за мной. Долгие две минуты продолжалась погоня во дворе, пока он не начал кашлять и задыхаться. Отец сидел на ступеньках у дома, я – на старой автомобильной покрышке метрах в трех от него.
– Пойми, я не хочу, чтобы мой сын курил, – сказал он и пошел в дом.
В руке у меня осталась поломанная сигарета. Я выбросил ее в траву.
Глава третья
Утро не заладилось. У холодильника я обнаружил лужицу из разбитых яиц. Лапша закончилась еще вчера. Хлебница порадовала четвертиной позавчерашнего хлеба – немного майонеза и кетчупа, вот тебе и бутерброды. На приличный завтрак не тянет, но все же лучше, чем ничего.
На углу меня поджидал Прилипала. Слишком довольный, как на такую рань. Он увидел меня и улыбнулся, поправляя очки.
– Ты что тут делаешь? – спросил я.
– Шел в школу, решил подождать тебя, – говорит.
– Ты вроде бы живешь в другой стороне?
Он кивнул в подтверждение и мы пошли. Полдороги никто не проронил ни слова, а потом он начал:
– Изначально я хотел стать мультипликатором, знаешь, на любительском уровне. Только все полетело к чертям. Много уходит времени на создание хотя бы пятиминутного мультфильма. Я не могу так работать. Когда проходит слишком много времени между началом работы и ее окончанием, идея начинает казаться мне глупой. Затем я узнал о прозрачных пленках и понял: ни черта у меня не получится, понимаешь? Я потрачу кучу времени, пока не освою хотя бы азы. Не глупо ли прожигать время зря на освоение дела, которому тебя могут научить другие?
– Глупо, – соглашаюсь я.
– Поэтому я и решил пока что заняться комиксами – с ними проще, можно рисовать кучу деталей, хоть миллиард, а в следующем кадре их уже и нет.
– И ты их рисуешь?
– У меня пока что только наброски.
На территории школьного двора он сразу умолк, сжался весь, словно ожидал удара в спину. Мы дошли до класса без приключений, никто и не смотрел на нас. Я хотел спросить, с чего он так напрягся, но передумал. Может, у него комплексы какие, а я тут лезу к нему в душу с расспросами. У каждого свои причуды, которые и делают нас непохожими на других.
Прилипала сел ко мне, как ни в чем не бывало, достал блокнот, отгородился учебником и начал рисовать.
– Неприлично демонстрировать неоконченные произведения, – говорит, заметив мой взгляд.
Я пытался слушать учителя, честно, но как можно слушать человека, который вот-вот уснет за своим столом? Только зевота напала. Девчонка, та рыжая, все поправляла свою зеленую юбку, и покачивала ножкой в черно-белом кеде. Сперлась на спинку стула и делает вид, будто ей интересен урок. Я иду между рядами парт, сажусь на учительский стол перед ее носом и говорю: “Господь сделал ошибку: создал ангела и отправил на Землю с надеждой, что красота спасет мир – чепуха. Парни еще не начали драться и убивать из-за тебя?” Она улыбается и лезет целоваться. Я сметаю со стола бумаги и…
– Ты чего там воображаешь? – спрашивает Прилипала.
– Ты о чем?
Он улыбается, сдержанно, но с насмешкой. Указывает мне на ширинку.
– Каждое утро, – говорю, – такая проблема.
На перемене Прилипала ведет меня в библиотеку на первом этаже познакомить с Толстяком. Учится в седьмом классе. Прозвали его так из-за лишнего веса – объясняет по дороге. Будто я мог подумать что-то другое.
В читальном зале сидит мальчишка, что-то строчит в блокноте, запускает руку в копну черных волос, когда отрывается от писанины.
– Привет, – говорит, когда мы подходим. Достает из кармана открытую пачку чипсов, протягивает мне. – Угощайся.
– Ты тоже рисуешь комиксы? – спрашиваю я, взяв несколько штук.
Прилипала отвечает за него:
– Нет, он у нас писатель, а его муза – еда.
– Не еда, а отсутствие голода, – говорит Толстяк.
– То есть, ты и сейчас пишешь? Ну, рассказ какой-то, я имею в виду? – спрашиваю я.
– Нет, просто на уроке появилось несколько мыслей, которые нужно перенести на бумагу, потому что я их забуду, пока попаду домой. В классе шум, и полно придурков, так что…
– Постоянно он тут торчит, – прервал его Прилипала.
Толстяк доел чипсы, спрятал блокнот в портфель, и мы разошлись по классам. Прилипала говорит, они частенько собираются в теплице на заднем дворе школы. Втроем.
– Втроем? – переспрашиваю.
– Да. Криса в школе не видать, может, появится там после уроков.
Учительница слишком уж наигранно имитирует предобморочное состояние, обмахиваясь тетрадью. Говорит, кто-то специально накурился, желая сорвать урок, а у нее ведь аллергия на “этот дурман”.
Мы пишем сочинение на вольную тему, мотивированные обещанием хорошей оценки за упорядоченное изложение мыслей, оригинальную тему или отсутствие ошибок. Я поглядываю на Прилипалу: он что-то строчит, поправляя съезжающие на кончик носа очки. На мой вопрос, о чем он пишет, я слышу шепот в ответ: “Немотивированная агрессия детей по отношению к животным”. На следующем уроке языка учительница зачитывает его сочинение. Оказывается, она всегда читает его сочинения, выделяющиеся оригинальностью на фоне банальной ерунды, которую пишут другие ученики: “Золотая осень”, “За что я люблю лето”, “Если бы я был учителем” и кучки выдуманных воспоминаний – “Случай, который изменил мою жизнь”.
Я узнаю о разорванных петардами кошачьих задницах, повешенных котятах, забитых до смерти собаках, и это далеко не предел, пишет он. Даже девочки таким занимаются. Скоро живодерство станет для детей таким же развлечением, как игра в салочки. Прилипала пишет, что агрессия порождает агрессию, унижение ведет к унижению, боль создает еще больше боли. Дети слабее родителей, поэтому их жертвами становятся те, кто слабее их.
Я не знаю о чем писать. В голове крутится любовь, подвиги, разнообразные катастрофы, где я проявляю свой героизм, спасаю от смерти девушку. Концовка у них всех одна. Это не годится. У меня есть еще двадцать минут. Я пытаюсь испепелить взглядом листик из тетради, на котором только и написано сегодняшнее число. Вскоре все-таки появляется слово “тема”, после него: “Если есть друзья”. Ничего другого я придумать не могу. Начинаю описывать важную роль друзей в жизни каждого человека. Пишу, что нет ничего лучше, когда к тебе домой заваливается парочка друзей, и ты волей-неволей забываешь о своем отвратительном настроении и начинаешь улыбаться. Они также могут мотивировать тебя, когда ты берешься за какое-то дело, и помогать тоже могут, тебе даже не всегда приходится их об этом просить. И вообще, мир кажется не таким пустым, когда у тебя есть друзья. Заканчиваю сочинение словами, которые где-то слышал: “Мало просто иметь друзей, важно еще уметь самому быть другом”. За всю эту писанину в полторы страницы я не ожидал получить десятку.