— Некоторые подумали, что я из Ильверморни, — согласился я. — И были настроены не очень дружелюбно.
— Не побили и слава Мерлину, — кивнул Флэтчер. — А ты, глупое создание, тут же принялся всем говорить, что ты из Хогвартса, да?
— Ну да.
— Ну и идиот. Такое прикрытие уничтожил.
Настроение мне испортили окончательно.
В отель мы вернулись к полуночи. Уже тогда я знал, что мы в Мексике не задержимся: во-первых, Наземникус закончил свои дела и был готов к путешествию в Коста-Рику, а, во-вторых, мы оба рисковали быть найдены и задержаны правоохранительными органами маглов (из всех Латинских стран министерство магии было лишь в Бразилии, которой дела не было до того, что творится у ее соседей) за поджог шатра жриц культа вуду.
========== Глава 31. ==========
Наземникус Флэтчер, одетый свой лучший бордовый сюртук, объеденный молью всего со стороны левого плеча (дырка была лихо скрыта за меховым палантином), с кряхтением и парочкой крепких словечек поднялся на ноги и, опираясь свободной рукой на стол, поднял фужер с шампанским.
— Ну что здесь можно сказать, — протянул он траурным голосом. — В этот день, шестого сентября, случилось много всякого дерьма. Грин-де-Вальд напал на Шармбатон шестого сентября сорок третьего года. Фаджа сместили с должности шестого сентября девяносто седьмого. И так уж совпало, видимо, эту дату прокляла какая-то ведьма, шестого сентября исполняется ровно полгода нашей свадьбы с Ритой.
Рита Скитер, одетая в черное платье со спущенными плечами жеманно улыбнулась напомаженными губами, подняв свой фужер.
— Один мудрец говорил, что женщина подобна вину. То бишь, с возрастом становится только лучше, — продолжил аферист. — Ты, Рита, не вино. Ты — брага, которую варят в подвалах Лютного переулка.
Я не сдержал смешок.
— … брага разъедает наши внутренности, никто не знает, из чего ее готовят, она смердит скотомогильником и выглядит она, как процеженное дерьмо гиппогрифа, но, несмотря на все ее изъяны, простые мужики все равно предпочитают брагу дорогим напиткам, — заметил Наземникус. — Ты, Рита, подобна разливной браге: передо мной можно поставить бутылки изысканного пойла и мятую кружку с брагой, и я выберу брагу, потому что того требует мое сердце.
Рита прям-таки расцвела, передумав пронзать руку Наземникуса вилкой.
— И пускай тебе лет больше, чем американской демократии, пускай в твоих морщинах можно спрятать воробья, твоя грудь похожа на желеобразные свисающие сардельки, а дряблое пузо не спрятать никаким корсетом, я все равно люблю тебя, несмотря на то, что у меня достаточно хорошее зрение для того, чтоб видеть твою внешность, и крепкие нервы, чтоб не пугаться по утрам, видя тебя рядом без косметики, — кивнул Наземникус. — Рита, ты охуительна.
Фужеры звякнули и я сделал глоток шампанского, боясь подавиться от смеха.
Мы уже сутки плыли на пароме, где нам любезно выделили каюту класса «Нищеброды», а после того, как я утащил из ресторана три бутылки шампанского, в то время как Наземникус стоял на стреме, решено было забаррикадироваться изнутри и отметить полгода совместной жизни Риты Скитер и Наземникуса Флэтчера.
— Я с вас фигею, — признался я, наткнув на вилку кусок курицы. — Вы же презираете друг друга.
— Что да, то да, — согласилась Рита, единственная из нас, кто соблюдал столовый этикет.
— Он каждый день называет тебя безмозглой старухой. А ты его — вшивым алкоголиком.
Наземникус пожал плечами, налив себе еще шампанского.
— И только что старый макнул тебя лицом в грязь, замаскировав это все под тост, — подытожил я. — Но вы вместе!
Супруги переглянулись, словно я задал странный вопрос.
— Любовь, Поттер, истинная любовь, а не пидарасня, о которой всем талдычил твой тезка, Дамблдор, не должна быть сладкой, как сопля единорога, — изрек Наземникус. — Настоящая любовь — это буря, это адское пламя, это цунами, которое уничтожает все на своем пути. Любовь — это не кофе по утрам и не ужины при свечах. Настоящая любовь, как и настоящая дружба, да впрочем, и как любое другое чувство крайней привязанности — это чувство, которое удерживает людей вместе, даже если они пытаются зарезать друг друга во сне, всячески унижают друг друга и ссорятся чаще, чем дует ветер. Любовь — это терпеть друг друга, несмотря на взаимную неприязнь, но терпеть не потому что ты слабохарактерный урод, а потому что без этого человека ты будешь словно безногий и безрукий перед диким зверем.
Я моргнул.
— Этому ничтожеству больше не наливай, — сухо сказала Рита, осушив бокал.
Я послушно опустил бутылку под стол, невзирая на недовольный взгляд Флэтчера.
— Черт-те что, — буркнул аферист, вонзив вилку в крупную картофелину на своей тарелке. — Рита, ты режешь меня без ножа.
Остаток ужина прошел довольно тихо.
Удивительно, но компания Риты Скитер меня не напрягала, несмотря на то, что полгода назад я относился к репортерше с подозрением и, да чего уж там, плохо скрываемой ненавистью. Дело в том, что о моем отце статьи появлялись в «Пророке» часто и ни одна из них не была хотя бы наполовину правдива и не оскверняющая его доброе имя: помню, когда я был курсе на пятом, весь Хогвартс возмущался громкой статьей, в которой Рита Скитер подозревала Гарри Поттера в поствоенном синдроме и ставила под сомнение его пригодность к работе мракоборца.
Более того, я наслаждался обществом Риты. Во-первых, странно и непривычно общаться с человеком, которого, без шуток, ненавидит абсолютно все магическое сообщество. Во-вторых, Рита оказалась на удивление умной волшебницей, которая поддержать могла абсолютно любую тему: от ставок на квиддич и до валютного рынка магического мира Северной Африки. В-третьих, эта женщина была хитрой, как сам Мефистофель, чем часто напоминала мне по манере общения Скорпиуса Малфоя.
Примерно в то время я открыл свою первую научную теорию: все блондины — темные сучки в глубине души.
В моем сознании Рита заслужила наивысшей оценки, когда, устав от трепа Наземникуса, обернулась прямо на наших глазах в крупного темно-синего поблескивающего жука.
— Круто, — восхитился я. — Давно ты анимаг?
Рита, приняв свой привычный облик только когда Наземникус ушел курить на палубу, поправила очки.
— Со второго курса Гриффиндора, — сообщила она, достав волшебную пудреницу, которая, зависнув в воздухе, тут же раскрылась и вылетевшая из нее кисточка принялась припудривать и без того бледный лоб репортерши.
— Гриффиндор? — опешил я. — Кто в здравом уме взял тебя на Гриффиндор?!
— Распределяющая Шляпа, — взглянув на меня, как на идиота, сказала Рита. — Перестань, дорогой, ты и сам не очень похож на истинного гриффиндорца.
Ну, тут Рита не прогадала.
Стоя в шеренге к Распределяющей Шляпе, я чувствовал, как у меня трясутся колени. Нет, я знал, как проходит распределение и знал, что мне не нужно будет побороть василиска или пройти сложный лабиринт для того, чтоб носить на школьной мантии нашивку того или иного факультета. Я просто панически боялся Слизерина.
Детский страх, всего-то. Началось все с того, что я услышал о недоброй славе Слизерина, а потом, будучи девятилетним ребенком, сидел у отца на работе в ожидание когда он наконец закончит, и увидел, раскрыв рот, мистера Люциуса Малфоя, который, без особых приветствий зашел в кабинет отца, опустил на стол какие-то документы и, дождавшись подписи, бросил:
— Здесь не детский сад, мистер Поттер. Не стоит водить детей на работу.
Отец жеманно улыбнулся.
— А вы не завидуйте, Люциус, я уверен, вам покажут внука. Рано или поздно.
Малфой презрительно хмыкнул и покинул кабинет.
— Слизерин, — фыркнул отец, вернувшись к работе.
Слизерин стал для меня табу, ведь, следуя моей детской логике, попади я на змеиный факультет, мой отец будет разочарован. При условии, что Слизерин действительно выпускает малфоеподобных студентов.
***
— Только не Слизерин, — прошептал я, как только Шляпа опустилась мне на голову.