– Почему ты смеёшься?
– Мужчины о себе такого высокого мнения.
– Если сам себя не похвалишь, кто похвалит?
– Я тебя похвалю, – и Венера снова беспричинно засмеялась.
– Мы же будем встречаться в Казани?
– А твоя жена? Дети? Такому большому человеку, как ты, нужно беречь свой имидж, не шути, профессор!
– Отношения… дружба с такой красивой женщиной только укрепляет имидж.
Однако встретиться в скором времени им было не суждено. Сразу после приезда в Казань Нагаев оказался в водовороте неожиданных забот и неприятностей. Хотя неприятности – это мягко сказано. По существу, ему нанесли удар ниже пояса! Не прошло и недели после его возвращения, как его вызвали в Кабинет министров.
Войдя в нужную дверь, Нагаев увидел за столом человека намного младше себя. Лицо его было мрачным. Без всяких прелюдий и ритуальных расспросов о здоровье – впрочем, на кой ляд ему здоровье Нагаева?! – чиновник сразу взял быка за рога.
– В работе института есть серьёзные недостатки, – сказал он. – Весьма серьёзные. Мы недовольны работой руководства.
– Какие недостатки? Назовите конкретно, – сказал Нагаев, немного растерявшись.
– Смена поколений, Альберт Марленович, – резко ответил чиновник. – Надо дать дорогу молодым.
У Нагаева потемнело в глазах, а лицо, наверно, побледнело, потому что чиновник протянул ему стакан с водой.
– Не волнуйтесь вы так. Мы же не гоним вас из института. Будете заведующим сектором.
– Мне до пенсии осталось пять месяцев. Неужели не могли подождать?
– А что это меняет?
– Я пойду к президенту.
Чиновник с улыбкой раскинул руки:
– Пожалуйста!
Ну, разумеется, если бы вопрос не был решён на самом верху, разве этот чиновник разговаривал бы с ним в таком тоне?
– И кто он?
– Вы его знаете. Он работает у нас, – и он назвал знакомое имя. – Советую не шуметь, – сказал он, заметив, что Нагаев собрался уходить. – Персональная машина останется у вас. О деталях ещё поговорим. Нам же ещё жить вместе, Альберт Марленович – чиновник понимающе улыбнулся. – Торжественно отметим ваш юбилей. Орден я вам лично обещаю.
– Спасибо, конечно, – пробормотал Нагаев.
От чиновника он прямиком поехал домой. Ему нужно было успокоиться и подумать о том, как теперь быть. Когда он открыл входную дверь, в нос ударил запах корвалола. Из комнаты послышался плаксивый голос жены:
– Пришёл? Где ты был? На работе тебя нет, мобильный ты не берёшь.
– Что случилось?
– Кажется, я умираю. Сердце колет. Давление подскочило.
– Надо было вызвать «скорую».
– Да что они могут?
– Что же делать? – Нагаев обессиленно опустился на стул, положил под язык валидол. Да-а… Как заметил кто-то: «Делать-то шо?»
Жена тем временем запричитала:
– Ты смерти моей жде-ёшь. И отдыхать, наверно, с какой-нибудь своей любовницей ездил.
– Успокойся, пожалуйста. Не до тебя сейчас.
– Ты всю жизнь был эгоистом.
Нагаев разозлился:
– Хватит, наконец!
И тут зазвонил телефон. Нагаеву ни с кем не хотелось сейчас говорить. Но телефон звонил и звонил.
– Да!
– Здравствуй, милый профессор. Ты куда пропал? – В трубке послышался радостный голос Венеры. – Ты совсем исчез! Никаких вестей от тебя. Давай встретимся!
– Нет. Простите.
Телефон зазвонил снова.
– Ты… шутишь? Альберт!
– Нет, не шучу. Слышите, я серьёзно! Серьёзно!
Короткие гудки… Он сидел, уставившись в точку на обоях. Стемнело. Скользя тенью, прошелестела в спальню жена. А Нагаев не двигался с места.
…Напрасно он так тяжело воспринял своё понижение в должности. Он же не кресло потерял, а огромный груз с плеч снял! Теперь у него полно времени, ответственности меньше во много раз, машина под рукой, шустрый шофёр по первому же знаку подгоняет её к подъезду. В институте, как оказалось, его уважают и без его высокого кресла. А что ещё нужно человеку?
Но сердце болело и напоминало, что ему чего-то не хватает. Не чего-то, ему Венеры не хватало. Женщины!
Правда, он как-то пытался переговорить с нею – это было сразу после того, как он сложил с себя полномочия директора института:
– Венера, прости меня, ради бога… – начал он, стараясь говорить бодрым голосом.
– Кто это?
– Уже не узнаёшь? Это Альберт Марленович. Твой профессор.
– Я не знаю такого человека. И вообще… не беспокойте больше звонками.
– Венера!
В ответ раздались короткие гудки.
С тех пор прошёл уже месяц. Каждую неделю Нагаев едет в Аметьево, проходит по знакомой улице, клеит на столбах разоблачительные записки. Это даёт ему успокоение на неделю. Но потом унижение и обида вспыхивают с новой силой, и он посреди ночи снова гонит машину в Аметьево, и снова крадучись расклеивает свои объявления: «Венера – потаскуха!», «Венера – шлюха!» Вот и сейчас его машина, разрывая ночь, несётся в сторону Аметьева. Но в этот раз на перекрёстках почему-то не видно «ночных бабочек», улицы пустынны, лишь изредка встречаются запоздавшие машины.
…Его поймали у первого же столба: словно из-под земли выросли двое и схватили его под руки.
– Мы тебя, урод, давно поджидаем, – сказал один из них.
Другой размахнулся, чтобы ударить, но, увидев выражение лица Нагаева, передумал. Нагаев впал в состояние ступора и ничего не понимал. В отделении милиции все дежурившие милиционеры собрались на него посмотреть.
– А я думал, что профессора – люди умные, – сказал невысокий сержант.
– Среди них многие – «того», – ткнул себе пальцем в лоб другой. – От большого ума…
– Садись, – сказал капитан. – Сейчас составим протокол. – Фамилия, имя?
– Прошу вас обращаться ко мне на «вы».
Капитан удивился:
– Да? Культурный, значит. Фамилия, имя, отчество?
– Альберт Марленович Нагаев.
Заполнив протокол, капитан придвинул к нему бумагу.
– Пишите объяснительную.
– Что писать?
– Почему вы распространяете листовки с клеветой? В каких вы отношениях с Венерой… так… Ибатовой? Пишите подробно. Не мне вас учить.
– Никаких листовок я не распространял.
– Ага… Значит, когда вас поймали наши сотрудники, вы остановились у столба попи́сать, так?
– Так!
– И вы приехали ночью в Аметьево, чтобы попи́сать, так?
– Так!
– Ну, тогда так и пишите…
И Нагаев написал, что дома мается от невозможности сходить по малой нужде, и о том, что может делать это только ночью в Аметьево под конкретным столбом…
Прочитав объяснительную, капитан от души, долго смеялся. Смеялся так, что даже прослезился!
– Ну умора! Счас помру… – Он снова перешёл на «ты». – Под дурачка косишь, профессор? А справка у тебя есть?
– Какая справка?
– О том, что ты – шизофреник.
– Нет.
– Значит, найдёшь. Такой как ты, если надо, любой документ достанет. – Глаза капитана были полны ненависти. – Идите. Завтра к одиннадцати часам придёте к следователю. В пятнадцатый кабинет.
– До свидания.
Капитан не ответил.
Разумеется, Нагаев подсуетился и обзвонил нужных людей. Когда на следующий день он снова пришёл в это здание, в его кармане лежала справка о том, что он болен шизофренией. Душа, раздавленное самолюбие Нагаева рыдали! Ведь теперь он пропал! Всё, чего он добивался по крупицам всю жизнь, рухнуло в одночасье. Репутация – вдребезги! Неужели ему придётся доживать свою жизнь в позоре, с вечной печатью шизофреника на лбу?!
Нагаеву казалось, что вся Казань смеётся над ним. Теперь он, наверно, и в институт больше не пойдёт. Провались он пропадом! А Венера? Как он посмотрит ей в глаза?
А Венера сидела в кабинете следователя.
– Здравствуйте, – промямлил Нагаев. Он не смел поднять на неё глаз. Никогда прежде он не чувствовал себя таким ничтожеством, грязным насекомым.
– Садитесь, Альберт Марленович. – Не поднимая глаз от бумаг, следователь кивнул на стул.
Нагаев положил на стол листок бумаги.