Несмотря на то, что Ваня не выполнил поручения, он понимал, что для него всё вышло едва ли не наилучшим образом. И, если судьба ещё предоставит ему шанс хотя бы увидеться с наставником, тот, скорее всего, не станет его винить.
Но это всё будет потом. А пока здесь, в этом неплохо защищённом белокаменном кремле Слободы, Ваня обнимал маму и чувствовал себя гораздо лучше, чем в прошлые наполненные суетой дни. Только теперь его душа, наконец-то, могла хоть немного отдохнуть от поглотивших её волнений, а тело — от бесконечной судорожной беготни.
Объятия матери возвращали его в детство. Он уже давно не вспоминал его, полностью отдавшись тому, что происходило в настоящем, но теперь в памяти всплыли уже очень далёкие разговоры, игры, улыбки…
Орёл прикрыл глаза. Его взгляд скользнул вниз по маминым рукам, таким тёплым и любящим, как вдруг… Он остановился там, где из-под рубахи Тулы, довольно закрытой и плотной, на правом запястье выглядывал край сине-фиолетового пятна. Оно совсем немного виднелось из-под одежды, и, кажется, только в этот момент Орёл обратил внимание на то, почему Тула даже в эту довольно жаркую и почти летнюю погоду носила длинные рукава.
— Мам, что это?.. — Озадаченный увиденным, Ваня не сразу решился на прямой вопрос.
— О чём ты, малыш? — По началу Ксения не поняла сына, но, проследив направление его взгляда, нахмурилась. — Ах, это… Ну, скажем так, я получила их в прошлой битве… — Она отдёрнула рукав вниз, закрывая им синяк.
— Но ведь это не раны! И даже не царапины! — Орёл волновался. От его приятной дремоты и спокойствия не осталось и следа. И, чем сильнее он переживал, тем заметнее напрягалась сама Тула. — Как же так можно получить их в бою?..
— Можно, Вань, — Мама явно не хотела об этом говорить. — Если, например, упасть с лошади…
Ваня и сам знал, каково это, когда непривыкший к седоку зверь скидывает человека, пытавшегося им управлять. Ещё в Чугуеве, в то время, когда Воронеж учил его верховой езде, Ваня и сам не раз оказывался на земле под вставшим на дыбы животным. Если бы не Вадим, вовремя оттаскивавший его из-под вздыбившегося коня, кто знает, отделался бы Орёл только синяками, или же повреждения были бы куда серьёзнее.
Постойте! Но ведь это же он — неопытный юнец, который, впрочем, ныне уже весьма сносно сидел в седле. А мама разве такая же? Она ведь не только опытный воин, но и глава Большой засечной черты, неужели она настолько не умеет ездить верхом, что не может справиться с лошадью в бою?
Орлу показалось это странным. Будто… Будто Тула что-то недоговаривала ему.
«А что, если её… Кто-то ударил? — Пронёсшаяся в его мыслях догадка тут же испугала его самого. — Но, если это так, то… Кто?»
И действительно: мало кто мог решиться на такое. Ксения ведь была не только опытной воительницей, но и телохранителем самого царя. Так что, это сделал кто-то кому она подчинялась, а иначе это же просто безумство! Но выше неё и был только царь, Москва. Не могло же так получиться, что в этом замешан именно он?!
В этот момент Орлу почему-то снова вспомнились слова Калуги. Она называла его их «последней надеждой». Это показалось Ване странным ещё тогда, но теперь голос тёти из воспоминаний будто бы зазвучал чётче, чем прежде. Какой ещё надеждой он должен быть и для кого? Как такой слабак, как он, вообще может быть для кого-то надеждой? Если он помнил правильно, Клавдия тогда говорила ещё и о том, что недовольна Москвой…
Почему, почему вокруг всё сводилось именно к этому олицетворению? Ваня уже ничего не понимал. «Я просто себя накручиваю, — думал он, — между нами нет никакой связи. Также нет, как у меня никогда не было и… Да что же это такое-то?! Мама же говорила, что он уже давно, скорее всего, мёртв! Скорее всего…»
— Мам, могу я у тебя спросить кое-что? — Ещё точно не зная, готов ли он задать этот вопрос, Ваня всё-таки начал говорить. Но ещё меньше он был уверен в том, что хочет знать ответ.
— Да, конечно, Вань. Что тебя беспокоит?.. — Тула смотрела на сына, желая выловить хотя бы какой-то намёк о будущей теме разговора, но Ваня всем своим видом старался не выдавать бушевавших в нём эмоций.
— Мам, а мой отец всё ещё жив? Кто он? Или, хотя бы, кем был?
То, что вопросы, которые Ваня и так много раз задавал маме, стали громом среди ясного неба именно теперь, было видно без лишних слов.
Тула молчала. Видимо она не знала, как ответить своему слишком любопытному ребёнку, и не понимала, почему его уже не устраивает её байка, придуманная ею много лет назад. Точнее, очень даже понимала, но не хотела признавать то, что Ваня уже начал что-то подозревать.
— Я же говорила тебе много раз, что он был воином. — Начала она свой старый рассказ, но Ваня не мог не отметить того, что теперь её голос как-то странно дрожал. — Однажды он ушёл в один из походов, и с тех пор я его больше не видела. Скорее всего, он уже давно погиб в каком-нибудь сражении… — Ксения улыбнулась, но в этот раз это вышло как-то натянуто. — Почему тебя это всё ещё так волнует, Вань?..
— Да так, подумал кое о чём… — Огорчённый нежеланием матери рассказать ему правду, Ваня снова задумался.
«Мама, ну почему ты не хочешь рассказать мне всё?! — Не понимал он её. — Я бы нашёл силы понять, я бы попытался…»
Тула не знала, как прекратить зашедший в ненужное ей русло разговор. Она была рада видеть Орла живым и здоровым, но эта тема была явно не той, на которую она была готова когда-либо говорить.
На её счастье, в дверь покоев постучали. Ксения, с трудом отпустив Ваню из объятий, отошла к двери и, переговорив с кем-то из своих людей, снова обратилась к сыну:
— Вань, мне нужно отойти по делам. Ты можешь остаться тут и чувствовать себя как дома. Можешь поспать, ведь ты, наверное, устал с дороги? — Она улыбнулась сыну. — Не скучай без меня. Я скоро вернусь.
— Хорошо, мам! — Он запнулся. — Береги себя!
И, когда тяжёлая резная дверь скрыла за собой его мать, Орёл снова погрузился в раздумья. Во всём происходившем было слишком много всего непонятного, но после разговора с Тулой Ване показалось, что мозаика уже начала складываться в нечто цельное.
Оказалось, Тулу от общения со столь неожиданно объявившимся сыном отвлёк никто иной, как Москва. После такого тяжёлого поражения он чувствовал себя довольно плохо — оно и не удивительно, ведь самочувствие олицетворения напрямую зависит от его людей. Тут же причина такого состояния царя была вполне понятна: после того, как Бахчисарай увёл в полон значимую часть населения столицы, сам Михаил оказался на грани. Опустошён он был и эмоционально: взятие самого сердца его страны, самого укреплённого её района, очень сильно ударило по его самооценке и планам. Прошлые победы над Казанским и Астраханским ханствами теперь виделись ему смешными, ведь этот позор практически полностью перечёркивал их. А тут ещё и положение в Ливонии обострилось! Выходило, что по всем направлениям нужно было срочно что-то предпринимать.
А делать ничего не хотелось. После всего, что случилось, руки опускались сами собой, и никакая поддержка родни и подданных, казалось, не могла вернуть царя к нормальной жизни. Именно это и пыталось изменить всё окружение Михаила, вынуждая его продолжать заниматься важными делами, и Туле, как одной из самых приближённых к нему персон, вытаскивать Москву из этого состояния было едва ли не тяжелее всего.
В прочем, что-то у неё всё-таки выходило: например, ей удалось уговорить Михаила послать гонца к Курску в Чугуев с приказом срочно явиться в Александровскую слободу для обсуждения всего того, что делать государству дальше.
И именно в тот день, когда так внезапно в Слободу прибыл Орёл, Курск уже, наверное, выезжал из Чугуева в неё же. Тула корила себя за то, что не сказала сыну этой важной вести, однако сначала радость встречи, а затем и неожиданная смена темы разговора просто не дали ей сделать этого.
«Что ж, — думала она, пытаясь хоть как-то оправдать свою забывчивость, — по крайней мере, его приезд станет для Вани неожиданным и, возможно, обрадует его.»