<p>
Антонина Васильевна устраивалась на кухне за столиком с чашкой чая и наблюдала за компанией в окно, соединявшее кухню с гостиной. Собственно говоря, это и была вся жилплощадь неполной семьи. Обидная теснота взывала к одному: надо Ляльку куда-то сплавить, удачно выдать замуж. А Алик, ее новый кавалер, уже институт заканчивал и был, как проинформировал Витя, сыном какого-то шишки из горкома партии. Перспектива наклевывалась…</p>
<p>
Поначалу молодежь смущалась из-за странного поведения хозяйки дома. Они себя чувствовали артистами на сцене, за игрой которых наблюдал всего один зритель. А может, и режиссер. Но потом привыкли. В меру гостеприимную, но излишне любопытную Лялькину маму просто перестали замечать. Сидит – ну пусть и сидит себе, наблюдает.</p>
<p>
Антонина Васильевна ни с кем из соседей не водилась. Ни за солью, ни за спичками к ней никто не обращался. Да и как общаться с человеком, который ни с кем вокруг не здоровается! Она вообще обладала редким даром настраивать против себя людей. Ссорилась по пустякам. Но особо давняя вражда у нее была с ближайшим соседом, с которым стенка в стенку жила. Хоть перестукивайся. Они ровесниками были, но к Антонине Васильевне соседи обращались, правда, крайне редко, сухо, полуофициально, по имени-отчеству. А его, Гургена этого, звали ласково, по-свойски, как вечного мальчишку – Гуриком.</p>
<p>
Антонина Васильевна являлась явным антиподом соседу и не скрывала своей нелюбви к Гурику. Она, интроверт, никого не впускала в дом, кроме Витькиной компании (да и то исключительно в надежде пристроить Ляльку и навсегда передать в надежные руки). Ни к кому во дворе отродясь не заходила и не собиралась. И порог ее дома никто никогда не переступал.</p>
<p>
Гурик, напротив, был открыт для всех. После развода жил он один, холостяковал, время от времени приводя к себе очередную пассию. Деньги у Гурика водились – работал таксистом. Нравом он обладал легким и веселым, люди к нему тянулись. А главное, во дворе было только два телевизора – у Антонины Васильевны и ее беспутного соседа. К ней, понятное дело, никто никогда не просился телевизор посмотреть. А вот у одинокого таксиста получился настоящий проходной двор. Соседи, правда, старались «иметь совесть» - больше трех-четырех в его дом одновременно не приходили. Да и то, когда кино показывали или праздничный «Голубой огонек». Но вот летом, когда шел интересный фильм или футбольный матч, Гурик выносил телевизор на кухню, распахивал окно, выходящее во двор, и ставил свой «Рекорд» на подоконник. Весь двор собирался возле «ящика». Выходили со своими табуретками, а некоторые пристраивались на раскладушках, на которых после «телесеанса» сразу и засыпали. В жару многие спали под открытым небом или с распахнутыми дверями и окнами. Кроме, разумеется, Антонины Васильевны.</p>
<p>
</p>
<p>
2</p>
<p>
</p>
<p>
Мария обитала в «растворе», который к штукатурке, бетону и стройке вообще не имел никакого отношения. Так назывались необычные старые квартиры в одноэтажных домах этого южного города. Одни двери там были внутренними, другие - наружными, состоявшими из двух деревянных створок, соединенных висячим замком. Когда они растворялись, жилец оказывался сразу на улице, на тротуаре, отгороженном бордюрным камнем от проезжей части.</p>
<p>
У Марии был свой «телик». По улице проносились туда-сюда грузовики и легковушки. Она к такой картине привыкла и на машины смотрела с безразличием.</p>
<p>
Мария была единственной, чьи окна выходили не во двор, а на улицу. Да и ко двору, строго говоря, она имела опосредованное отношение. Мало кого там знала. Правда, изредка захаживала к своей подруге Наталье, или та к ней приходила.</p>
<p>
Выглядела Мария старшеклассницей, но поговаривали, что ей уже под тридцать. Жила она одна. Время от времени к ней приезжала грузная женщина с отечными ногами. Говорили, что тетка-опекунша. Привозила ей харчи, что-то стряпала на кухне и уезжала к себе.</p>
<p>
Мария сидела у окна и не моргая смотрела на улицу, пешеходов. О чем она думала, трудно сказать. Да и думала ли вообще? Женщина она была слабоумная. В детстве родители не углядели, оставив провинившегося ребенка на этажерке (так они ее наказывали). Однажды девочка оттуда упала, ударилась головой. С тех пор разум слегка покинул ее. А отца с матерью, рано ушедших из жизни, видно, боженька за дочку наказал…</p>
<p>
Да, Мария была со странностями. Например, людей в форме она откровенно боялась. Ну а поскольку во двор захаживал лишь один «служивый» - участковый Мамед Мамедов, то его, добродушного толстяка, Мария и опасалась. И реагировала на него весьма своеобразно.</p>
<p>
- Белогвардеец! – налетела на него с кулаками, когда он впервые с проверкой появился на пороге ее дома.</p>
<p>
Что такое на нее нашло – трудно сказать. Может, кино так на нее подействовало: на «Чапаева» ее тетка как-то раз взяла. Может, еще что… Но почему именно участкового Мамедова, смуглого брюнета с черными усиками, она приняла за белогвардейца, для соседей осталось загадкой.</p>
<p>
- А-а, Мария, - грозил ей пальцем милиционер, - не хулигань. А то тебя 15 суток тюрьма посажу.</p>
<p>
Жиличка «из раствора» мгновенно становилась послушной. Опускала глаза и всячески старалась продемонстрировать покорность представителю власти.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
3</p>
<p>
</p>
<p>
Это были три разных окна одного двора.</p>
<p>
Антонина Васильевна сидела у своего, наблюдая за молодежной вечеринкой и думая, когда же Алик сделает предложение ее глупой, но такой соблазнительной Ляльке.</p>
<p>
Гурик распахивал свое окно и выставлял на подоконник телевизор марки «Рекорд», чтобы дворовый люд мог посмотреть кино.</p>