- Ну и морда, - покачал головой и опять окликнул мать. - Мам! У тебя случайно тонального крема нету?
- На, мои очки надень, - предложил Сашок. Друг он и есть друг. Переступил через личные обиды и отдал фирменные солнцезащитные очки.
Явился брат, Петр Алексеевич. В темно-синем костюме, степенный, с причесанными бровями и сейчас, как никогда, походил на Ильича, изображенного на портрете, который висел на кухне.
- Ну, здорово, жених! - братья обменялись рукопожатием.
А мать выдала подробную инструкцию о процедуре сватовства:
- Слушайте и запоминайте, как раньше у людей делалось!..
Кому как, а Мишке старые обычаи приглянулись, потому что включали в себя презентацию с крепкими напитками.
Пошли в ближний магазин, который недавно подштукатурили, подкрасили, обложили плиткой крыльцо и после чего громко назвали "Супермаркетом". Купили там две бутылки "Кристалла" и круглый хлеб. Хотели еще купить шампанского, но мать оказалась не очень щедрым инвестором. А про цветы и говорить нечего. Свои еще не выросли, а заезжие торговцы просили очень дорого.
По улицам бродили пьяные люди. Обнимались, целовались, поминая, что Христос воскрес, но и скандалили тоже. На балконе пятиэтажки кто-то водрузил трехцветный российский флаг и тотчас на соседнем балконе, будто на спортивном состязании, где представлены разные общества, взметнулось красное полотнище с серпом и молотом.
А внизу, у входа в магазин, завязалась коллективная драка, и одного мужичка пырнули ножом. Он прислонился к стене и, размахивая ржавой трубой, дико кричал: "Не подходи! Замочу!"
- Ладно тебе, - Мишка хладнокровно приблизился к нему. - Брось выступать. Тебя самого замочили.
- А? Где? - растерянно спросил мужик, опустил голову, бросил трубу и руками прикрыл рану на боку. Оттуда хлестала кровь. Он разом ослаб и стал сползать вниз по стене.
Мишка отдал сумку со свадебными реквизитами другу, а сам занялся незнакомцем, определяя на сколько серьезна рана. Кто-то вызвал милицию и скорую. Милицейский бобик подъехал первым. Бойцы разбежались, и сотрудники хотели повязать Мишку, оставшегося возле раненого.
- Да вы что! - возмутился "жених". - Я первую помощь ему оказываю.
Заверещала сирена "Скорой помощи". Из нее вышел знакомый врач с бородкой. Красивый, как Аполлон, спустившийся с небес, и печальный, как Сергей Есенин перед самоубийством.
Мишка помог уложить раненого на тележку.
- Много вызовов, да? - с сочувствием спросил.
- Хватает. Травмы, брачные бои, отравления - полный букет. Столько праздников подряд даже для нашего неизнеженного народа - большое испытание, - меланхолично ответил врач и спросил, не меняя интонации: - Как твоя девушка?
- Какая девушка?
- Которую мы вместе спасали.
- Ну вот, и ты мне про Изабелку. Я знать ее не знаю и не видел с того времени.
- Странно. Ты так проникновенно уговаривал эту девчонку не умирать, что даже мне, ипохондрику, захотелось жить. Я видел ее в городе и, признаться, позавидовал тебе.
- Чему завидовать-то? Обыкновенная шлюха, между нами мальчиками говоря.
- В ней что-то есть, - не согласился доктор. - Она побывала в пограничной ситуации. А это многих выворачивает наизнанку.
- Ага, понятно. Ты в нашем Содоме разглядел Мадонну, - кивнул Мишка. - Так в чем проблема? Нравится - подкати.
- Насколько я понимаю в людях, она только тебе, своему Пигмалиону, верность хранит.
- Ну, вот еще. Я к другой намылился.
Доктор, уже сидя в скорой, подозвал Сорокина.
- Слушай, если я заведу с той девушкой знакомство, можно передать ей содержание нашего разговора?
- Это про то, что она...
- Нет, более конспективно, - перебил доктор. - Что ты с другой встречаешься.
- Ну, ты джентльмен. Ладно, передавай на здоровье!
Машина отъехала, а к Мишке, который будто оцепенел, подошел Сашок.
- О чем базарили? - спросил он.
- Да так. Я свои авторские права на Изабелку доку передал.
- А что задумался-то?
- Вспомнил, как меня хотели на стадионе в шамбо с нечистотами спихнуть. Это называется пограничной ситуацией, Сашок. Хорошо, не до конца отключили, и я застрял наверху. Руками, ногами, зубами за жизнь и землю цеплялся. Им надоело со мной возиться, плюнули и ушли. Я очухался, дополз домой, смыл их плевки и, как видишь, до сих пор жив.
...В центр каравая вдавили солонку. Мишка прошелся по комнате - в темных очках, в "лучшем" костюме. И еще один аксессуар по совету брата добавил: в нагрудный карман воткнул белый платок, свернутый треугольником.
- Ну, и как я выгляжу? - спросил вдруг охрипшим голосом.
- Вполне, - первым откликнулся Сашок. - Похож на Квентина Тарантино в "Криминальном чтиве".
- Вылитый, - Петр Алексеевич солидно кивнул в подтверждение, хотя и не помнил, а может, и вовсе не видел такого фильма и первый раз слышал о Тарантино.
Мария Сергеевна тоже оглядела сына.
- На бандюгана похож, - сказала, взволновавшись.
- Ну что ж, - подытожил Мишка, - мнения присутствующих совпали.
И пошли они втроем к соседям, сватать девушку в зеленой футболке, с которой он не общался с того памятного дня, когда прогулял на работу.
- Я купец, у вас товар, - прямо с порога, солидным баском объявил Петр, пытаясь следовать наставлениям матери. - Ваша девица нам очень даже в нашем хозяйстве сгодица. А наш молодец-удалец назвался груздем и хочет залезть в кузов.
"Молодец-удалец", подтверждая его слова, улыбнулся по-голливудски и раскланялся.
- В какой еще кузов? - сурово спросил хозяин - кряжистый, густоволосый старик.
Выглянула из комнаты ничего не понимающая девушка, бледная и черноволосая, с восточным разрезом глаз. Мария Сергеевна, называя ее Ариной упростила имя, как и сыну.
- Момент, - объявил жених и назвал девушку правильно: - Мне надо с Кариной кое о чем пошептаться.
Они скрылись в ее комнате. Остальные гости, Петр и Сашок, вместе с хозяином, сели за стол. Дед Сизов отдал распоряжение жене. Старушка хлопотливо забегала, выставляя на стол рюмки, вилки, тарелки и фирменный хозяйский закусон: квашеную капусту и копченое сало. Сизов был один из всех в предместье, кто упорно продолжал держать всякую живность в ветхом, дощатом сарае против дома.
Петр Алексеевич открыл бутылку и разлил по рюмкам. Хозяин вытащил из хлебницы буханку, а принесенный гостями каравай велел отставить в сторону. Старик тоже знал традиции.
- Как дочь решит, - объявил голосом, не допускающим возражений, и стал кромсать хлеб штык-ножом, с которым смело можно идти в рукопашную на врага или даже на медведя.
Свою внучку старики устойчиво называли дочерью. На самом-то деле ее мама давным-давно, в шестнадцать лет, покинула отчий дом, а потом привезла им в подарок трехлетнюю дочь, а сама опять умотала. Правда, и "Арина" звала стариков только папой и мамой; это была их общая семейная тайна, про которую все соседи, однако, знали.
Выпили и закусили, дипломатично поздравив хозяина с праздником. А Мишка, в девичьей комнате, вел трудные переговоры. Он ни разу еще здесь не бывал. К Сизовым и раньше заходил, но дальше общей комнаты, которая одновременно являлась кухней, не внедрялся. И ему было очень любопытно, как тут и что, и чем пахнет. Но любопытство укротил. Он смотрел на Карину через темные очки и пытался говорить складно.
- Ты, наверно, догадываешься, что я к тебе не равнодушен. С десяти... нет, с девяти лет. На меня нападал ступор, когда на улицу выходила ты. Пацаны приметили и написали на сарае, где твой дедушка держит свиней: "Мишка - Аришка"... ну и так далее с разными вариантами. Сначала я стирал эти надписи. Потом мне надоело, и я доказал пацанам, что это не так. Набравшись храбрости, при всех обозвал тебя "дурой". Ты обиделась, а я приобрел репутацию хулигана. И еще раз пять повторял эти трюки... ну, с концентрацией храбрости.