Такие, наверное, радужные мечты и мысли были у бедной – почти по Достоевскому – Светы до этого момента, когда разом всё обрушилось, как мартовский снег с крыши, пошло прахом, без надежды что-либо исправить. И вдруг, несмотря на дурман в голове и смятение в груди, мне стало её по-чистому жалко, несмотря на то, что перед глазами, как капля яда в сиропе для мороженого, опять всплыла картинка её спадающей с ноги туфли, что я, движимый, может, и неуместной в данной ситуэйшен жалостью, подошёл к дивану, присел на корточки и заботливо, совсем не так, как Шарика, осторожно прикоснувшись ладонью к волосам, начал гладить плачущую принцессу по голове, сделав попытку её успокоить.
– Не убивайтесь вы так, Светлана Борисовна! Найдёте вы себе другого легара-дидроера! То есть директора! (Я сам, разволновавшись, не заметил, как стал употреблять кличку, впрочем, секретарша, занятая своими тяжёлыми мыслями, этого не заметила, а может, и знала погонялово босса – как его за глаза величают рабочие.) Ещё круче найдёте! На более престижном предприятии и в мегаполисе! С вашей-то суперэффектной модельной внешностью подобного ему бич-поппера вам зацепить – всё равно что, как два пальца… раз плюнуть найти! Не переживайте, бывают и в Карловых Варах стихийные бедствия! Что ни делается, – всё, как говорится, к бесту! Заарканите реального миллиардера и кататься будете не на какой-то жалкой пежухе рязанской сборки по кочкам и колдобинам убогого заштатного городишки, а на «феррари» по автобанам Европы и Америки, носить бриллиантовые колье и серьги и жить в Санта-Бар баре! Смотрели сериал, – лет восемь назад по теледурилке показывали, как там клево богатые живут! Не то что мы в этой провинциальной помойке! Не стоит убиваться по какому-то жирному лабуху, что он мочканулся вчистую, не сегодня-завтра его кирпичная лавочка всё равно накроется медным тазом, а его самого грохнули бы отмороженные ребята!
– Но я не хочу жить в Санта-Барбаре! – капризно сказала секретарша, перестав хныкать и уже внимательно посмотрев на меня блестевшими от слёз глазами.
– Ну тогда в другом чудесном месте, где по праву должна жить такая великолепная девушка, как вы! А не в этой убогой, бедной деревне, где мы существуем уже две тысячи лет!
– Вы правда так думаете?
– На охоту с Мюнхгаузеном не ходить! – я постарался вложить в реплику всю уверенность и убедительность, на какие был способен в этом состоянии, не забывая о том, что эта красавица индекс тысяча без зазрения совести разыгрывающая передо мной душераздирающие сцены, ещё не так давно лежала на спине, как в дешёвом порноролике про начальника и секретаршу, на столе, который, наверное, ещё и остыть не успел, в отличие от его патрона, и фальшиво охала, зарабатывая на бельишко, бижутерию, «колёса» (в смысле автомобиль, а не которые глотают нарики) и прочие радости современной Золушки.
– Спасибо! – сказала вдруг с чувством, какого я от неё не ожидал, секретарша и, кажется, искренне, вытерев сырым, выпачканным в туши платком слёзы, прильнула губами к моим губам. Поцеловала, короче.
Вот этого от неё я совсем не петрил. Я стушевался, что-то пробормотал дрогнувшим голосом и, растроганный, без задних мыслей, обнял девушку. Она не сопротивлялась. Наоборот, прильнула ко мне разгорячённым телом ещё ближе, чем я мог вообразить, инстинктивно, словно пытаясь защититься от неприятностей, ожидающих её впереди, после этого казуального дежа-вю. Моя рука, продолжающая поглаживать девицу по голове, как-то само собой переместилась на шею, потом на спину, ниже, – и я даже не уловил момент, когда она заскользила по её участкам тела интимного прогресса.
Секретарша перестала всхлипывать, задышала глубже и чаще, когда я рукой провел по её груди, потом по животу и нижнему, весьма специфическому дамскому информационному полю.
– Не надо! – прошептала девица, покрывшись румянцем. Не отреагировав на её «не надо», я взял её за голову руками, привлёк к себе и начал целовать. Конечно, это был не совсем подходящий момент, когда девица была в шоке после кабинетной драмы, а рядом, поскуливая, страдала собака от отравления, но после восьмого пылкого, как заря над Ленинградом, поцелуя – они на неё начали оказывать терапевтическое действие, не хуже, чем на приёме у психолога. После девятого поцелуя у меня у самого закружилась голова, – так было приятно, – намного лучше, чем принимать всякую дрянь в виде порошка и алкоголя, и рождало революционные мысли (но не в плане захвата Зимнего и выстрела из пушки с крейсера «Аврора» по Кропоткинскому переулку), что девица, находясь в состоянии посттравматического синдрома Допплера, может мне позволить и более дерзкие поступки. Игнорируя её смехотворные попытки сопротивляться, пока она находилась в ступоре, еле защищаясь от моих домоганий, я сказал:
– Светланочка, солнышко! Ляг на спинку! (Она уже полулежала на боку.)
– А вдруг кто-нибудь войдёт! – спросила она испуганным шёпотом, однако приняла рабоче-крестьянскую позу.
– Пусть только попробует! – ответил я самоуверенно, вынимая из кармана убийственную тульско-токаревскую машинку, и, повертев ею у неё перед носом, хвастливо добавил: – Тому тогда мало не покажется!
– Ух ты! – У девицы загорелись глаза. – Откуда он у тебя?
– От верблюда! – Я положил ствол на куртку, которую снял и бросил на пол рядом с собакой. Шарик, с интересом наблюдавший за моими действиями, поджал хвост.
Я расстегнул зиппер на джинсах и приспустил их до колен. Волосы на ногах у меня от волнения и мысли, что сейчас эта восхитительная девушка будет моей, топорщились, как антенны. Мой бармалей выскочил из семейных трусов и упруго закачался вверх – вниз – в стороны, как специфическая игрушка из sex-shop'a для одиноких дам (а не для одиноких, у каких мужья стерилы – тем паче), словно внутри у него были специальные пружинки.
Секретарша, как загипнотизированный удавом кролик, затаив дыхание, не мигая, смотрела на него несколько секунд, очнувшись, вздрогнула и проделала с моим малышом такие манипуляции, которые, если называть их медицинскими кастрированными терминами, звучат, как «серенада на привязи», то есть – орагенитальным контактом.
«Однако, – я был ошарашен, сразу слегка протрезвев от дерзкой инициативы чертовки, – этой девочке в рот пальца ни за что, – говоря образно и в прямом смысле, ей по силам и 150 легар-дидроеров угробить, мама не горюй, коза на привязи! Кстати, – вспомнил я не к месту про одного из этого племени, – где сейчас начал превращаться в компост её патрон? В своём кабинете? Или его успели, пока я валандался в теплопункте, оттащить в другое помещение до прибытия людей из соответствующих структур человеческого муравейника. Не повезут же его в железной тележке, как простого смертного, в яму с гашёной известью? А было бы неплохо, по закону справедливости, если б и его туда транспортировали! Там ему самое место! Вот уж вряд ли! За ним приедет его „жиртрест в сарафане“ и закопает в таком месте, где лежат подобные ему легары-дидроеры, чтобы тому было веселее гнить, разлагаться и плодить собственной тучной мёртвой плотью армию жучков, червей, сороконожек в обществе себе подобных строителей нового российского капгосударства».
– Стой, детка! – я рефлекторно отдёрнул голову девушки от своего паха, подумав, что от её энергичной, напористой оральной ласки как бы не приплыть к финишу раньше времени! Уж больно она ретиво взялась, застав меня врасплох! – Светланочка! Рыбка! Давай сделаем так, как я тебя просил! – Мне сначала хотелось познать её как женщину в традиционном, так сказать, феодально-прикладном порядке, как «познавали» женщин ремесленники, чернь, да и аристократы с купцами в Средневековье, при святой инквизиции, или как в советском обществе идейные коммунисты своих не менее идейных жён-комсомолок при власти КПСС: в рабоче-крестьянской позе, официально разрешённой что при феодальном строе, что при социалистическом, для увеличения проглотов на третьей планете от звезды с красивым названием Солнце. (И такие уроды живут на этой планете. Не могли инопланетяне вывести более качественную популяцию, чтобы не стыдно было смотреть в глаза, когда придёт время.) На лице девицы мелькнуло недовольное выражение, но тут же прошло. Она опять откинулась на спину, согнула в коленях и широко развела ноги в стороны, как гимнастка на трапеции… Положила голову на подлокотник и приготовилась…