— Ну как есть дитё неразумное, -вздохнул Пётр.-Радуется всегда, и хорошо ему…
Умывшись, уселись за еду, и непривычно радовался чему-то Алхей. Вдруг понесло от нехитрого очага каким-то дымным неведомым счастьем, и наполнился им тесный сжатый воздух лачуги. Всему виной были эти четверо, свалившиеся на голову ненастной ночью и превратившие её в этот тёплый чудесный день. Самый молодой из них, хрупкий голубоглазый юноша с маленькой горбинкой на носу, говоривший с ним вчера, при свете дня показался старше и мудрей. Трое спутников относились к нему с такой бережной ласковостью, словно юноша был сделан из дорогого заморского горного хрусталя.
— Приходи в синагогу на проповедь, -пригласил Алхея Андрей.-Сегодня Иисус читает Даниила.
— О!-Сказал Алхей, не в силах выразить большее в своё первое счастливое дымное утро.
Мария сидела на берегу до самого заката, пока стаи птиц не выпорхнули из-за багрового солнечного шара и не опустились с шумом на тихую морскую гладь. Только тогда она пришла в себя и медленно поднялась на ноги.
В голове звенели пустым звоном колокола, отдаваясь в сердце ноющим эхом. Со скалы были видны рыбаки, собирающие сети, долетали их далёкие голоса. Как на ладони, лежало окружённое высокими горами галилейское море, и ещё никогда она не была такой чужой на этой земле.
Звякнув, упали на камни круглые железные монеты. Поспешно собрав их и снова спрятав, Мария в последний раз оглянулась на маленький городок, лежащий у подножья, потом подняла глаза к небу, и, прошептав короткую молитву, перекрестилась.
По тропинке она спустилась вниз по крутому северному склону, и затихли голоса рыбаков, и скрылась за скалой Меджель, и исчезла навеки.
Встреча и разговор на дороге
— А хороший человек этот сотник Сулима, -говорил Пётр, раскинувшись под кустом.-Добрый человек.
— А Изариль влюблена в Иисуса, -наябедничал Иуда про дочь Сулимы.
— Ну, ты, цыц!-Шикнул Пётр, и поспешно добавил:-Брат…
Иисус сидел рядом и, улыбаясь, слушал их разговор. Одно на всю Галилею солнце в этот вечер почему-то замешкалось в небе, и никак не кончался закат. От пылающего заревом тела один за другим отделялись цветные яркие круги и плыли перед глазами красивым хороводом, пока не смывались слезинками…
…— Ты плачешь, учитель?
— Я просто смотрю на солнце…
…потом темнели и расплывались неуклюжими пятнами, и становился объёмным огненный диск, и опускался до земли, и зависал над дорогой, уходящей на запад. Так оставляли землю немногие, знающие истину, так было до него и будет после, когда и он уйдёт вслед за этим пылающим вечным солнцем в закатную даль, и в закрытых глазах навсегда застынет однажды увиденное им небо.
— Я хочу открыть это людям…-прошептал он.-Вы слышите?
Ученики сурово молчали.
— Почему они слепы? Это солнце вижу я один?
— Нет, учитель, -осмелился сказать Андрей.
— Или я упал с далёкой звезды и попал сюда по ошибке?
— О, Господи…-прошептал Пётр.
— Или говорю непонятные слова?
— Мы понимаем, Иисус, -сказал Андрей.-Нам не нужны слова.
— Потому что слова вообще не нужны, Андрей. Не было и нет ничего вне вас, нет ничего больше вас и меньше. Зачем же слова?…
Он махнул рукой и закрыл глаза.
— Доколе же продлится это, о, Господи?-Пробормотал он.-Почему же ищут Тебя, но не видят? Веду их к Тебе, но не идут за мной? Я один, знающий Тебя, а когда уйду, придёт ли кто после?
— Опять стряслось, -прошептал Петру на ухо Иуда.-Знать бы, что сделать -расшибся бы об камни!
— Молчать надо, Иуда, -ответил Пётр, -и никуда не расшибаться. А оно пройдёт. Он потом всегда смеётся.
Иисус приоткрыл один глаз и уставил его на Иуду. Тот вздрогнул и сжался, и состроил жалобное лицо.
— Кто перебил меня?-Спросил Иисус.-Не ты ли, Иуда?
— Не я ли, -сказал Иуда, проваливаясь сквозь землю.