Она была похожа на отца. Золотистые волосы цвета зрелой пшеницы, нежно-розовая кожа, огромные, в пол-лица глаза под длинными, темными ресницами с золотыми кончиками, изящный и строгий овал лица.
Порой мужчинам, которые восхищались ею, казалось, что перед ними милый наивный ребенок, однако незаурядный ум девушки быстро убеждал их, что они заблуждались.
Было что-то необыкновенно привлекательное в том, как все чувства мгновенно отражались на ее лице, а на обеих щеках появлялись озорные ямочки.
— А у вас лицо непослушной девчонки! — заметила однажды Маргарита.
— Ничего подобного, — возмутилась Полина. — Со стороны вашего высочества просто бестактно говорить такое.
— Я же не имела в виду «капризной», — запротестовала принцесса. — Но, глядя на вас, невольно думаешь, что вы не прочь поозорничать. И, поверьте, это добавляет вам привлекательности.
Полина рассмеялась и вспомнила, что итальянцы, расточавшие ей комплименты в Риме, говорили примерно то же самое.
— Вы подобны ангелу, перед которым хочется преклонить колени, — заверял ее однажды некий молодой поклонник. — Но когда вы смеетесь надо мной, мне кажется, что вы чертенок, которого поспали из преисподней специально, чтобы помучить меня!
Полина тогда хоть и посмеялась над ним, однако припомнила слова своей няньки.
«На правом плече у тебя сидит ангел, — говорила та, когда Полина подросла. — А на левом — чертенок. Оба они шепчут тебе на ушко каждый свое. Тебе выбирать, кого из них слушать».
И Полина нередко замирала, прислушиваясь, что же шепчут ей «ангел» и «чертенок», и — что греха таить — не раз отдавала предпочтение советам «чертенка» как более забавным.
Экипаж остановился у богато украшенных ворот дворца, по обе стороны которых располагались будки караульных, расписанные розовыми и белыми полосами геральдических цветов.
Полина была здесь частым гостем, и, выходя из кареты, она улыбнулась и помахала рукой знакомым солдатам, которые стояли в этот час на страже, отметив про себя, что им очень идут их бело-красные мундиры.
Слуга встретил ее у дверей и провел девушку через роскошный холл, в котором стояли статуи предков великого герцога и висели портреты их пышнотелых жен. Поднявшись по застеленной красным ковром лестнице, слуга проследовал впереди Полины по широкому коридору к покоям принцессы.
Полина и сама нашла бы дорогу, но отказаться от услуг сопровождающего означало пойти наперекор придворному этикету, и прислуга вряд ли поняла бы, почему ей мешают исполнять ее прямые обязанности.
Так что Полина покорно и неторопливо следовала за этим полным немолодым человеком в белом парике, из-под которого ему на лоб стекали капли пота, с трудом сдерживая желание припуститься со всех ног.
Наконец они достигли апартаментов Маргариты, которые находились в западном крыле здания, и слуга постучал в массивную дверь, расписанную местными полевыми цветами на переливчатом синем фоне.
Им открыла одна из горничных принцессы. Присев перед Полиной в легком реверансе, она сказала:
— Рада вас видеть, милая фрейлейн. Их высочество все время спрашивают, что бы могло вас так задержать по пути сюда.
— Задержать? — изумилась Полина. — Но я отправилась в дорогу сразу же, как только получила послание от ее высочества, а лошади неслись как на крыльях!
— Это нам всем скоро и понадобится, — понизив голос, ответила горничная и, распахнув дверь пошире, объявила:
— Фрейлейн Полина Хэндли, ваше высочество!
Принцесса радостно вскрикнула и вскочила с кресла, рассыпав по полу лежавшие у нее на коленях бумаги.
— Полина! Слава богу, вы приехали! — воскликнула она по-английски. — Я уже решила, что вы меня бросили.
— Бросила вас, ваше высочество? — удивилась Полина.