– Джеральд, вот таблица с твоими обязанностями, – сказала ТелеТётя. – Если ты будешь помогать маме и папе и они наклеят по одной наклейке на каждый день, ты сможешь сходить в свой цирк. – Мы с Лизи умоляли маму с папой сводить нас в цирк с тех пор, как по всему городу развесили афиши.
Я взглянул на таблицу – клеточки с изображениями трех дел, которые я должен был выполнять каждый день, чтобы попасть в цирк. Задания были простыми. Картинки с кроватью и ящиком для игрушек обозначали, что я должен заправлять кровать и убирать игрушки в игровой. Но третья картинка была странной. Я даже спросил, что это. На ней был нарисован наш обеденный стол, накрытый на всю семью. Меня никогда раньше не заставляли накрывать на стол, и мне казалось, что и не должны были, ведь я мальчик. Теперь я понимаю, что это сексизм, но мне было пять. Имейте снисхождение.
– Это новое задание, – ответила ТелеТётя, – но мы решили, что оно поможет тебе чувствовать себя частью семьи и работать с ней в команде. Первые два дела нужны тебе и только тебе, а тут ты сможешь помогать родителям, ты ведь уже большой мальчик.
Я вгляделся в картинку:
– Вы хотите, чтобы я накрывал на стол?
– Отлично! Да! Только по вече-ам.
– Я даже не знаю, где что лежит! – удивился я.
– Все в порядке, первые дни мы будем тебе помогать, – ответила она.
И они действительно мне помогали. Мне показали, где лежат тарелки, и мама раз сто попросила меня быть осторожным, но я ничего не разбил.
К середине недели я заправлял постель, как только вставал, и ровно в четыре часа дня начинал накрывать на стол. Я делал это раньше, чем кто-нибудь приходил ужинать, потому что так я мог незаметно окунуть тарелку Таши в воду из унитаза. Я делал это каждый день: заправлял кровать, убирал игрушки, накрывал на стол и лил воду из унитаза. На эти две недели телевизионщики оставили нас в покое, а ТелеТётя отравляла жизнь кому-то еще. Когда она вернулась, моя табличка была заполнена наклейками, а родители сказали, что я не какал никуда, кроме туалета. Няня дала мне пять:
– Я знала, что ты справишься! Хороший мальчик.
Я увидел, что настоящая няня подняла вверх большие пальцы. ТелеТётя все еще корчила из себя актрису: требовала, чтобы в ее салат клали определенный сорт яблок, и пила чай только определенной температуры, – но она постепенно превращалась в настоящую няню. Или, во всяком случае, вживалась в роль.
Потом ТелеТётя подошла к таблице Лизи и увидела, что та несколько раз забыла убрать в комнате и помыть посуду.
– Лизи, ты могла бы стараться больше, – сказала няня. Лизи только кивнула, потому что режиссер сказал кивнуть.
Дела Таши были сложнее наших, потому что она была старшей. Ей надо было убирать в ванных по субботам, убирать в своей комнате и в коридоре второго этажа. Она не сделала ничего. Даже не пыталась. ТелеТётя спросила, не забывала ли она клеить наклейки, но Таша покачала головой и ухмыльнулась.
– Вы слишком многого просите от десятилетней девочки, – вмешалась мама. – Я не считаю, что она должна это делать. Особенно чистить унитаз.
– Чистить унитаз точно под силу десятилетней девочке, – парировала няня. – Ей почти одиннадцать. Она должна научиться заботиться о себе. – На этих словах она оглянулась на настоящую няню, чтобы убедиться, что не отклоняется от курса. Та показала ей большой палец.
Режиссер кивнул, но мама вместо этого продолжала спорить:
– Я не согласна. По-моему, чистить унитазы – задача для подростка, а сейчас пусть она помогает Лизи с посудой и прибирает в доме, чтобы всюду было чисто. И вообще, жидкость ля мытья туалета ведь ядовитая?
ТелеТётя поглядела в камеру и закатила глаза:
– Джил, об этом надо было сказать, когда мы распределяли обязанности. Две недели назад Таша на все согласилась. Значит, она могла все сделать.
– Я запретила ей выполнять эти дела! – скрестила руки на груди мама.
– Это его вина! – вдруг сказала Таша, указывая на меня.
Я застыл на месте. До сих пор помню, как я застыл на месте и с ужасом ждал, что она скажет дальше. Потому что я уже понял, что цирка мне не видать.
– Да? – спросила ТелеТётя, положив руку на бедро и готовясь наказывать виновных. Первая камера наплыла на нее. – И каким же образом?
– Я ненавижу запах туалета! – она разразилась крокодильими слезами. – Я даже не могу зайти в школьный туалет, если там кто-то какал, потому что вспоминаю про него! Он разрушил мою жизнь!
Няня склонила голову к правому плечу:
– Значит, ты не можешь убирать в туалете, потому что тебе не нравится запах какашек?
Таша кивнула, потому что кивнула мама. Настоящая няня раздраженно взглянула на Ташу.
– И когда она вам сказала? – спросила ТелеТётя.
– Сегодня утром, – ответила мама. – Бедная девочка.
ТелеТётя снова посмотрела на Ташу, потом – на настоящую няню, продолжавшую закипать. Фальшивая няня хлопнула в ладоши и тряхнула волосами, как в рекламе шампуня:
– Лизи, дорогая, на этой неделе ты теряешь два часа экранного времени, и у тебя остается пять. Поняла?
Лизи кивнула и улыбнулась. Не знаю, почему. Давать нам по семь часов экранного времени в неделю – дурацкое правило. Оно заставляло нас больше разговаривать друг с другом… или лучше друг друга избегать.
Следом ТелеТёля обратилась ко мне:
– Джеральд, ты заслужил обратно свой маленький компути-и. – Геймбой! Целый месяц его не видел! – А поскольку ты две недели выполнял все свои дела, вы с Лизи сходите в цирк, а еще ты получишь то, что бросил в свою коробку для наград. Сходи за ней, дорогуша.
Я бросился к коробке для наград, выудил оттуда клочок бумаги, на котором я накорябал: «Марожиное», – и отдал няне.
– О, мороженое! Я сама его обожаю. Какой у тебя любимый вкус?
– Клубничный, – ответил я.
– Прекрасно. Иди посиди на диване, пока я разберусь с твоей сест-ицей.
Она взглянула на Ташу и закусила губу. Мама встала так, чтобы Таша если что могла обнять ее и поплакать.
– Таша, – начала ТелеТётя, – я, конечно, очень сочувствую, что ты внезапно обнаружила у себя страх пере какашками, но все-таки ты не делала вообще ни одного из своих дел, даже тех, для которых вообще не нужно ходить в ванную, – значит, ты теряешь все экранное время на неделе. Никакого компьютера, телевизора и видеоигр.
Таша прильнула к маме, как будто ее ударили:
– Почему он повсюду срет, а наказывают меня? – проревела она.
ТелеТётя повернулась к маме:
– Джеральд снова куда-то покакал?
– Он так не делал с тех пор как… с моих туфель, – ответила мама. Да, так и было, а еще я больше не дырявил стены. Вот бы кто-то и про это вспомнил.
Няня снова повернулась к Таше:
– Давай мы составим тебе новый список обязанностей, и если мы соберемся включить туда что-то, что тебе не понравится, ты об этом скажешь. Поняла?
Таша злобно уставилась на меня, потом сказала испуганной маме:
– Это нечестно!
– Это честно, ведь тебе надо учиться помогать родителям, – ответила ТелеТётя.
– Ненавижу тупые таблички! – крикнула Таша.
– Ты сказала «тупые»! – заорал я с дивана. – Нельзя говорить «тупые»!
– Заткнись, мелкий срун! – завопила Таша. – Чтоб ты подавился своим сраным мороженым! – Она убежала к себе и заперлась.
Когда телевизионщики ушли, мама попросила папу сводить меня за мороженым. Мы пошли в «Молочника Блю Марш», и я заказал огромный клубничный рожок, а папа все время говорил по телефону с клиентом, которому пытался продать двухуровневый дом. Потом папа съел часть моего рожка, потому что сам я не смог бы его доесть.
– Сынок, я горжусь тобой, – сказал папа.
– Спасибо, – ответил я.
Когда мы вернулись домой, Таша сидела на диване, ела из миски мороженое и смотрела телевизор.
– Эй, я думал, ей запрещено! – крикнул я.
Мама, готовившая ужин, ответила что-то из кухни, но ее заглушил голос Таши:
– Заткнись, мелкий уродец! Проблемный ребенок здесь ты, а не я.