Его руки переместились на лицо Азирафаэля, обхватили его щеки, осторожно вытирая влагу, но все было напрасно, потому что слезы продолжали течь нескончаемым потоком, пока его ангел рвано дышал, безуспешно пытаясь подавить судорожные рыдания.
— Ангел… — повторил Кроули, продолжая водить большими пальцами по заплаканным щекам Азирафаэля. — Ты не одинок в этом, Азирафаэль. Ты меня слышишь? — он отодвинулся на дюйм или два, глядя в покрасневшие глаза. Его руки потянулись к затылку ангела, запутавшись в и без того спутанных влажных кудрях. — Что бы ни случилось дальше, я буду рядом. Если они придут за тобой, то сначала им придется иметь дело со мной. Никто не заберет тебя у меня. Ни Люцифер, ни проклятые архангелы. Ни даже Сам Он. К черту их всех, пусть ебут с этим только друг друга сколько угодно.
— Не говори так, — фыркнул Азирафаэль, поморщившись.
— Я серьезно, ангел.
Это был сверхъестественно смелый разговор от демона довольно низкого ранга, конечно, особенно учитывая, что демон, о котором идет речь, никогда не был особенно храбрым с самого начала. Как и все демоны, Кроули был более склонен к паранойе, чем к храбрости, что делало его осторожным и хитрым. Первый раз, когда он был по-настоящему храбрым — о чем он лично думал больше в терминах безумия летучей мыши — случился в день неудавшегося Апокалипсиса, и он искренне надеялся, что это будет в последний раз. Как оказалось, он был достаточно безумен, чтобы бросить вызов ребятам Снизу и Сверху, если им снова придется прийти к ним, и он, черт возьми, не шутил. Если кто-нибудь из тех ублюдков, которые все это устроили, когда-нибудь осмелится появиться на его крыльце, Кроули был полон решимости устроить им адскую встречу. Буквально. В конце концов, он был демоном, и он знал, что такое Ад.
***
За окнами Кроули без устали хлопает своими нежными крыльями Соловей. Он порхает вверх, потом вниз и наконец ненадежно оседает на выступ.
Внутри горит свет, не слишком яркий, чтобы отпугнуть соловья, но и не настолько тусклый, чтобы два существа в комнате могли его увидеть. Для них ночь выглядит темной и враждебной, и совершенно лишенной каких-либо дружественных духов, насколько это возможно. Они сидят на большом белом диване, достаточно близко друг к другу, чтобы могло показаться, что они прижимаются друг к другу против какой-то вредоносной среды. Светловолосое существо сжимает в руке стакан, наполненный жидкостью почти того же цвета, что и глаза его спутника. Его руки слегка дрожат. На его обычно открытом и добром лице застыла гримаса боли, кожа побледнела, и на ней появились глубокие морщины. Одна проходит вертикально между бровями, что придает ему озабоченный вид, две другие — вниз от уголков рта, придавая трагический.
Его двойник сидит, подтянув одно колено к груди, наполовину повернувшись лицом к светловолосому товарищу. На кофейном столике перед диваном стоит еще один стакан, наполненный той же янтарной жидкостью, но он выглядит нетронутым. Второе существо выглядит встревоженным и дерганым, бросая обеспокоенные взгляды по комнате через равные промежутки времени, как будто ожидая, что тени в ее углах выйдут и примут более заметные и ужасающие формы, что они, конечно, могут сделать, даже Соловей знает это. Его руки беспокойно лежат на коленях, как будто их обладатель не желает ничего, кроме как иметь возможность положить их на своего партнера, но не решается сделать это.
***
— Как ты вообще узнал, что этот парень собирается прикончить меня навсегда? — спросил Кроули в настоящее время.
Плечи Азирафаэля были опущены, а руки все еще заметно дрожали, когда он пил свой напиток. Виски, конечно, не могло решить их теперешнего затруднительного положения, но оно оказывало успокаивающее воздействие на нервные окончания в теле Азирафаэля, если не на все остальное. Кроули не знал, будет ли от этого много пользы, но сейчас он полагал, что даже небольшая помощь не помешает.
Это одновременно нервировало и успокаивало, поскольку в Азирафаэле не было практически ничего демонического, размышлял Кроули. Сейчас он больше походил на очень усталого и очень расстроенного человека, чем на кого-то или что-то еще. Он выглядел пугающе уязвимым, и это плохо сказывалось на восприятии мира Кроули. Он сокрушал все свои фундаментальные истины, вот что он делал, и это вызывало у него тошноту до самого желудка, почти буквально. Он не мог даже глотнуть собственного виски, хотя нервные окончания в его собственном теле тоже остро нуждались в успокоении.
Тем временем Азирафаэль только пожал плечами.
— Я и сам толком не знаю… — сказал он, устало вздохнув. — У меня было… какое-то предчувствие, если хочешь.
— Предчувствие, что кто-то плеснет мне на голову ведро святой воды, да?
Азирафаэль покачал головой.
— Не совсем так… честно говоря, я не знаю, как это объяснить. Это началось несколько недель назад. Я читал в книжном магазине…
Короткая, едва заметная тень пробежала по лицу ангела, когда он упомянул о своем многовековом доме. Так что не брать его обратно в книжный магазин, наверное, было мудрым поступком, тихо заметил Кроули, поблагодарив кого-нибудь за маленькие милости.
— …когда у меня возникло совершенно неожиданное чувство, что… я не знаю, что с тобой может что-то случиться. Нечто плохое. Я понятия не имел — и до сих пор не имею — откуда оно взялось. Оно появилось просто так, в один момент я читал, а в следующий я был взволнован, и это чувство заставляло меня сходить с ума от беспокойства. Я думаю, что, позвав тебя тогда посреди ночи, устроил тебе этим небольшой сюрприз. Помнишь?
— Да, конечно, — сказал Кроули и невольно, несмотря на все ужасы, случившиеся ранее в тот вечер, почувствовал, как легкая, почти мечтательная улыбка растянула его губы.
Прямо сейчас казалось, что то, о чем говорил Азирафаэль, произошло в другой жизни, где все было намного проще и где его единственной заботой было, на какой десерт соблазнить ангела в Ритце. Конечно, он помнил об этом, как же он мог не помнить? Азирафаэль буквально вытащил его из постели под предлогом того, что ему непременно нужно посетить какую-то ночную ярмарку. Это звучало так возмутительно нелепо, что Кроули, расслабленный после сна и испытывающий определенные трудности с пониманием того, что происходит, на самом деле согласился. После приличного количества ворчаний и жалоб, конечно, но он все равно согласился. Однако то, о чем он думал тогда, не имело даже отдаленного отношения к чьим-либо убийственным планам. Прошло уже больше двух десятилетий с того запутанного случая Апокалипсиса, и ни один из их соответствующих боссов фактически не связывался с ними. К тому времени он почти перестал быть параноиком по этому поводу. То, что он думал о звонке Азирафаэля, должно быть, было просто еще одним этапом их так медленно развивающихся отношений. Он подозревал, что они оба знали, что они довольно открыто флиртовали друг с другом все эти годы после Апокалипсиса, так что, как бы неожиданно это ни было, полуночный звонок ангела не очень удивил его.
— Я думал, что это свидание, — сказал Кроули, слегка ухмыляясь при воспоминании о том, как ангел неохотно признал, что он, должно быть, неправильно понял информацию о его ярмарке, и что она, по-видимому, не проводилась в тот конкретный вечер, притворяясь униженным, но на самом деле не чувствуя себя таковым. Они остановились в Сент-Джеймсе, выпили по бутылке вина и попытались разглядеть звезды, несмотря на яркий свет городских огней. Он вспомнил, как согревало его вино, которое принес Азирафаэль, как согревала близость ангела, сидевшего рядом с ним на лужайке.
Азирафаэль тоже улыбнулся немного грустной улыбкой.
— Ну, в каком-то смысле так оно и было, — он бросил на Кроули короткий взгляд и снова опустил глаза. — Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке. Но это чувство не исчезло даже тогда, так что я… — он вздохнул и неуверенно пожал плечами. — Поэтому я просто старался быть рядом как можно чаще. Я боялся, что с тобой что-нибудь случится, пока ты будешь один. Я не знал, что это может быть, и это еще больше нервировало.