Мари уже начала ощущать в себе некоторые перемены. В частности, ее грудь приобрела повышенную чувствительность, а на некоторые продукты она даже смотреть не могла. Но ведь все это можно будет скрывать хотя бы еще несколько недель?
Жизнь текла своим чередом, пока однажды за ужином Энди не заметил:
— Если ты не надумаешь рассказать мне, что тебя беспокоит, дорогая, я всерьез обижусь.
Мари застыла в изумлении. Ей-то казалось, что она держится абсолютно естественно!
— Не понимаю, с чего ты взял, что я беспокоюсь? — Эти слова были произнесены несколько неуверенно.
— Видишь ли, тебя нельзя назвать молчаливой, но в последнее время ты постоянно куда-то уносишься мыслями. Так что же случилось? Это как-то связано с твоей семьей? Ты никогда не упоминала об отце и сестре, но наверняка скучаешь? — Он выжидательно смотрел ей в лицо.
Мари почувствовала себя очень неловко. О семье она не заговаривала по той простой причине, что эта тема была очень тесно связана с договором, приведшим ее на Мальорку.
— Не понимаю, почему бы тебе не позвонить Жану? — добавил Энди с видом человека делающего щедрый жест.
— Но… я уже несколько раз беседовала по телефону и с ним, и с Полли, — в замешательстве произнесла Мари.
Энди, делавший в этот момент глоток кофе, поперхнулся.
— Я думала, ты не станешь возражать. И кроме того… я подолгу не разговаривала.
— Постой-ка, если я правильно понимаю, — Энди вытер губы салфеткой, — ты преспокойно болтала с отцом и сестрой чуть ли не каждый день?
— Если тебя беспокоит стоимость звонков…
— Замолчи! Ты не понимаешь, что натворила!
— Послушай, прекрати разговаривать со мной в таком тоне! Можно подумать, я совершила что-то ужасное…
— О да, совершенно ничего! — Энди схватил поднявшуюся из-за стола Мари за руку. — Только растрезвонила своим родственничкам, что находишься здесь со мной!
— Ничего подобного! — резко возразила Мари, почувствовав болезненный укол при слове «родственнички».
От неожиданности Энди даже отпустил ее запястье.
— Нет?
— Ты уж как-то совсем низко оцениваешь мои умственные способности, — обиженно заметила она. — И вообще… Думаешь, пребывание с тобой на этой вилле составляет предмет моей гордости? Если так, то ты ошибаешься. Мне стыдно сказать отцу и сестре, что я так низко пала!
Энди смотрел на нее, будто не веря собственным глазам. Его взгляд был темнее ночи. Повисло тяжелое гнетущее молчание.
Мари не выдержала первой:
— Отец и Полли думают, что я сменила квартиру. Новый адрес они не спрашивали, потому что писем мы друг другу не пишем, — произнесла она, сплетая пальцы, чтобы те не дрожали. — Я сказала, что пользуюсь таксофоном, по номеру которого нельзя позвонить. Так что тревожиться тебе не о чем.
— Прости, я неправильно тебя понял. — Тон Энди был холоден. — Ведь Жан служит у меня. Я полагал, что в твоих же интересах оставить его в неведении.
— Верно. Что толку распространяться о временной связи? — язвительно заметила Мари. — Спасибо, что одел меня как королеву. Теперь вряд ли кто-нибудь заподозрит, что я фабричная работница!
Вновь наступила тишина, к которой больше всего подходило определение «убийственная». Энди упорно молчал. В конце концов его поведение привело Мари в ярость. Вы только посмотрите на него! — думала она. Он явно решил продемонстрировать выдержку!
Она подождала еще минут пять, но на этом ее терпение лопнуло.
— Я тебя ненавижу, Энди Макгвайр! — сорвалось с ее губ.
— Разумеется, — ответил тот бесстрастным тоном. — Секс по обязанности не самая хорошая основа для нормальных отношений. Что ж, ничего не поделаешь. Это мой выбор и моя ошибка.
На глаза Мари навернулись слезы. Она крепко зажмурилась, и ей удалось не расплакаться.