Там были маленькие отделения, предназначенные для безделушек и украшений, хрустальные кувшинчики с эмалевыми крышками для настоек и пудры и чудесные золотые, украшенные эмалью, щетка и расческа. Это подарок Лоис на крестины Пич. Маленький несессер был как раз той вещью, которая понадобится ей для путешествия.
Папа проводил их в Нью-Йорк. Пристань была заполнена отъезжающими, провожающими и друзьями. Оркестр весело играл, и ожидающий лайнер казался Пич таким же огромным, как их отель во Флориде.
Папа нес Пич по сходням, а Пич прижимала к себе свой чудесный несессер. Их апартаменты были полны цветов, и она возбужденно болтала, недоумевая, как это может быть кораблем, когда все выглядит как настоящая комната. В это время Жерар спокойно беседовал с Лоис, которая казалась очень серьезной. А затем были поцелуи и прощанье, и они махали папе на пристани, бросали цветные пароходики, и оркестр играл слишком громко, и Пич неожиданно захотелось плакать.
– О, нет, не плачь, – жестко сказала Лоис, – никаких слез, когда ты со мной. – И Пич, тяжело сглотнув, слизала единственную слезинку, которая скатилась в уголок губ.
В первый вечер в море Лоис одела ее в самое хорошенькое платье – белое органди с красным шелковым поясом-лентой я маленькие красные босоножки, а затем ей нужно было сидеть смирно, чтобы не помять платье, пока Лоис делала вечерний макияж. Платье Лоис было пурпурным – в цвет пояса Пич, прямого силуэта, пенящееся вокруг колен, как шлейф волн, оставляемых кораблем. Во время обеда они сидели за столом с другими людьми, и огромный мужчина в дорогом пиджаке, обильно вышитом золотом, улыбался Пич и говорил ей, как чудесно она выглядит. Потом мужчина с Лоис пошли танцевать, и Пич сидела на большом позолоченном стуле, прижимая к груди атласную сумочку сестры, чтобы та не потерялась, так как Лоис велела присматривать за ней. Скоро Пич начала зевать. Глаза стали закрываться от дыма сигарет и усталости. Было так шумно, и Лоис нигде не было видно. Какой-то мужчина с восхищением по-отечески погладил Пич по головке, а пожилая женщина застыла, увидев ее.
– Несомненно, ребенку следует быть в постели, – пробормотала она. – Кто ее мать?
– Она мне не мама, – сонно ответила Пич, – она моя сестра, Лоис.
– Безобразие, – возмутились они, – держать здесь ребенка!
Вернулась Лоис и сердито потащила ее спать.
– Суют нос в чужие дела, тупицы, – ворчала она, когда тащила Пич по бесконечным длинным коридорам, слегка пошатываясь, так как лайнер кренился то в одну, то в другую сторону. – Ты ведь не хочешь спать, нет?
– Нет, о, нет, – отвечала Пич, стараясь идти в ногу с широко шагающей Лоис. Все, что она хотела, это быть с Лоис. Лоис отперла дверь каюты и втолкнула ее.
– Давай, уложу тебя.
Она торопливо стянула с Пич красивое белое платье. Пич сидела на краю кровати, снимая маленькие красные босоножки.
– А как же чистить зубы? – спросила она.
– Утром, – уже от двери ответила Лоис.
– Но, Лоис, куда ты идешь? – озадаченно спросила Пич. Она все еще была в нижней сорочке, панталонах, носках. Не было ни ночной рубашки, ни стакана молока, всего, к чему она привыкла.
– А где же Тедди? – Лоис поколебалась, затем поспешно вернулась, вытащила медвежонка из-под вороха одежды.
– Вот, – сказала она. – Теперь спи.
Пич устало вытянулась под одеялом.
– Да, – пробормотала она, зевая, – но, Лоис, куда же ты?
– Танцевать, – сказала Лоис, закрывая дверь.
Все путешествие через Атлантический океан Лоис танцевала ночи напролет, отсыпаясь днем. Пич устроили в детской вместе с другими детьми, и игры, песни, игрушки доставляли ей много радости. Но она была одинока и скучала по маме и Лоис. Обычно Пич каждый вечер сидела и наблюдала, как Лоис готовится к вечеру, но теперь у нее был ранний ужин с другими детьми, и она отправлялась спать до того, как Лоис уходила обедать.