Семья уток, подумала она, вспомнив Эбби и то, как его родственники-вороны собирались возле дома Стиви. Без раздумий, она беспорядочно замахала руками, прогоняя уток прочь.
– Уходите отсюда, – кричала она, – уходите… улетайте!
Всеми силами она хотела спасти их, не дать покрыться нефтью, которая убила утку, лежавшую у ее ног. И когда она следила за их танцующими движениями по водной поверхности, стремящимися к полету, за перепончатыми лапами, шлепающими по воде, ей казалось, что она поднимается вместе с ними, улетает прочь отсюда – к спасению, к любви, к Хаббард-Пойнту. Уверенная в том, что ее отец последует за ней, если она улетит… что он поймет, как необходимо ей вернуться домой, в Америку, к ее настоящей жизни.
– Я похожа на тебя, – оплакивала она мертвую утку.
Она чувствовала, что задыхается, как будто ее самое облепляет смола, как будто это ее перья склеивает вещество, которое хочет убить ее. Она чувствовала себя так, будто снова вернулась в Джорджию сразу после смерти матери; как если бы жизнь была нереальной, как если бы она уже не была больше связана с живыми.
Она ясно ощущала свой путь до Хаббард-Пойнта, до Стиви. Странная вещь – но она знала, что ее отец ощущает это тоже…Ей не хотелось бы, чтобы он знал об этом, но с тех пор, как они покинули Стиви и Хаббард-Пойнт, вернулись ее ночные кошмары, но они изменились.
На этот раз это была не покойная мать: это был ее отец. Он отказался от всего, что любил, – от своей родины, сестры, от своих воспоминаний. Даже, как снилось Нелл, от Стиви. Удалившись от Стиви, отец потерял что-то, что, казалось, возвращало его к жизни…
Она оглянулась, ища глазами отца, – он, как обычно, стоял с другими, поглядывая на нее.
Мог ли он представить себе, глядя на свою дочку, что внутренне она ощущала себя такой же потерянной, как эта покрытая черной нефтью птица. Но тут ее внимание привлекли какие-то вещи, запутавшиеся в клубке морской травы. Обрывок рыбацкой сети, покрытый той же нефтью. Клубок бурых водорослей, маленькая колония мидий, оторвавшаяся от какого-то камня, опутанная своими серебристыми нитями. И бутылка…
Нелл достала ее. Она была из прозрачного пластика, из под содовой. Хотя большая часть этикетки была смыта, она распознала торговую марку. Она была американская… может быть, она переплыла через океан, попав в течение…
И вдруг Нелл поняла, что надо сделать. Она отвинтила пробку, вытерла руки о джинсы, достала свою записную книжку и сняла колпачок с отцовской ручки. Над головой пролетела чайка. Не обращая на нее внимание, Нелл начала писать.
«Стиви, – писала она. – Ты нам нужна. Папе и мне. Ты нам нужна…»
Вырвав страницу из книжки, она свернула ее в трубочку и просунула в горлышко бутылки. Она не была полностью уверена, что бутылка доплывет до Хаббард-Пойнта или даже выплывет из этой бухты. Она не могла надеяться на то, что ее послание каким-то чудом проделает весь путь от Шотландии до Стиви.
Но она подумала о тех последних минутах с Пегги, когда они хотели, хотели всеми силами души… Послание в бутылке было действительно правильным желанием… желанием, возникшим из воздуха или из ее сердца, написанным от всей души и брошенным в море. Это было правильное желание, сказала себе Нелл. Вот и всё – правильное желание.
Правильное желание… если бы это осуществилось, то они с отцом вернулись бы в Хаббард-Пойнт; отец работал бы над замком тети Аиды; Стиви была бы в их жизни; и Стиви сумела бы сделать так, чтобы и тетя Мэделин тоже…
– Это правильное желание, – прошептала Нелл вслух.
Сердце ее колотилось – высказанное желание давало ей надежду хотя бы немного ускорить его осуществление. Стиви поняла бы ее и Тилли тоже.