Она недоумевала, как может доктор вылечить их отношения с Джеком? Но она согласилась показаться – больше для Криса, чем для себя.
Крис олицетворял в едином лице целую больницу, проявляя к ней любовь, заботу и почти беспредельное терпение. Казалось, он не замечал, что она иногда слишком много пила, плакала во сне или уклонялась от всякой деятельности. Только когда у нее исчезло всякое желание выходить из дома, наглядно показавшее, как она страдает, он решился действовать.
– Ты ведь любишь путешествовать, – говорил он. – Я это знаю, хотя ты и предпочитаешь быть дома. А теперь ты не хочешь съездить в Ньюпорт или Литтл-Комптон… ты даже не хочешь сходить на пляж.
– Нет, ты ошибаешься, – отвечала она, пытаясь уклониться от разговора.
Или ссылалась на головную боль. Или отговаривалась шутливо:
– Наверное, у меня начинается климакс. Скоро начнутся приливы и снижение костной массы. Это кальциевые годы, – объясняла она ему в нервной улыбке. – Это еще не совсем старость…
Он терпел это так долго, как только мог, позволяя ей бороться с собой собственными способами, понимая, что ей необходимо сохранить хоть какой-нибудь контроль над собой, но теперь он изменил свою линию поведения. Это случилось приблизительно через месяц после ее поездки в Хаббард-Пойнт и примерно через две недели после того, как Джек молча положил трубку.
Наступили дни, о которых она не могла ничего вспомнить, будто их не было. Она совсем расклеилась, у нее не было никаких чувств. Ночью ее охватывал ужас, и она вновь и вновь переживала аварию. Она слышала крики Эммы. И она смутно представляла себе, как она подъедет к мосту Ньюпорта и прыгнет с него…
И Крис позвонил доктору Мэллори. Приемная доктора была в кирпичном доме в конце Фокс-Пойнт на Бенефит-стрит в Провиденсе, по стенам были развешаны черно-белые фотографии гор и обнаженных зимних деревьев. Ей было за пятьдесят, она была высокой и стройной, с пышными волосами и внимательными глазами, и она замечательно умела слушать.
Мэделин говорила. Она работала администратором и знала, как войти в контакт. Без слез или каких-либо видимых эмоций она рассказала доктору, почему обратилась к ней: она чувствует себя замороженной, у нее трудное время, и ей тяжело что-либо делать. Она переживает из-за своей невестки, погибшей в автомобильной аварии. За рулем была она, Мэделин. И хотя она сама тоже была ранена, но ее травмы оказались совместимы с жизнью. У нее была контузия и перелом плеча.
Доктор хотела бы знать, какое лечение применялось.
– Хирургические операции и трудотерапия, – сообщила Мэделин.
Доктор смотрела на нее с минуту; Мэделин понимала, что она чего-то ждет. Ее глаза были успокаивающими и добрыми, и даже притом, что она не сказала ни слова, ее непроизнесенный вопрос вызвал в горле Мэделин такое ощущение, будто она подавилась слезами.
– Трудотерапия… хирургия, – повторила доктор. – Ранение должно было быть очень серьезным.
Мэделин подумала, сказал ли ей Крис, что рука у нее была почти оторвана? Но Сьюзен говорила об этом с другим доктором, узнав от него, что Мэделин от боли чуть не сошла с ума. Разве могла сама Мэделин жаловаться на то, что пострадала ее рука, которая принесла смерть Эмме?
Ее муж удивительно хорошо продумал все, что она могла рассказать доктору. Ее брат и она, как бы это сказать?.. Ну, отдалились друг от друга.
Потом она начала отвечать на вопросы, иногда прерываясь, но вполне хладнокровно, доказав, что способна контролировать себя и находится в здравом уме. Она рассказала, где родилась, каковы были ее родители и ее брат Джек… счастливая, дружная, благополучная семья. Она коротко ответила и на вопросы о своем здоровье – в целом хорошем.