Я очень ее любил.
– Мне кажется чересчур прозаичным жениться на женщине только для того, чтобы та каждый год рожала детей.
– Я этого не предлагаю, это лишает женщину здоровья и красоты. Да, я знаю, Бог велит производить потомство, но что бы ни говорили священники, я не могу поверить, будто Он хочет, чтобы мы убивали наших женщин, следуя Его заповеди. Женщина способна рожать в течение многих лет. Она должна отдохнуть и восстановить силы после рождения каждого ребенка, но все равно в состоянии принести мужу большое потомство. Она может иметь троих детей или двадцать. Это решать ей самой.
– Самой? Разве не муж должен принимать решение?
– Кто лучше знает возможности женщины, чем она сама?
Глаза Ботолфа расширились, когда до него дошел глубокий смысл этих слов.
– Конечно. И какой прок в том, что женщина становится слабой, рожает ослабленных детей, которые не доживут и до года?
– Ваш род угасает, милорд. Ваша мать видит это и беспокоится. Я не стану вам льстить, утверждая, что меня это тоже беспокоит только из любви к вам. Лавингтоны всегда были хорошими сеньорами. Мы не хотим перемен, которые могут привести к худшему. Все, что я предлагаю, – это взглянуть на семью вашей будущей невесты. Вынуждены ли они возлагать все надежды на единственного ребенка, потому что других детей у них нет? Смерть поджидает нас на каждом углу и угрожает отнять жизнь у наших детей до того, как они обзаведутся семьей. Большая семья не только большая радость, но и гарантия того, что род не исчезнет. Возможно, все, что нужно вашей семье, чтобы остановить ее медленное умирание, – это влить в нее свежую кровь. Новую, свежую кровь.
– Плодоносную кровь, – пробормотал Ботолф. – Мудрые слова, сэр Эдрик. Вполне благоразумно исследовать историю воспроизведения потомства в семье невесты. Клянусь бородой святого Иосифа, это они, – прошептал он, повернув за угол и наткнувшись на Саксан и ее кузенов.
Ботолфа потряс вид Саксан, стоящей на коленях и захваченной азартной игрой в кости с пятью молодыми людьми. Но потрясение быстро сменилось любопытством, когда шесть пар глаз посмотрели в его сторону с одинаковым выражением испуга. Ботолф взял Саксан под мышки и помог ей подняться.
– Кто выиграл? – спросил Ботолф, пока она поспешно одергивала юбки.
– Она, – ответил Эддис с тяжелым вздохом. – Напрасно я надеялся вернуть то, что проиграл ей в прошлый раз. Ей, как всегда, везет. Хорошо еще, что у нас низкие ставки, а то бы мне пришлось ходить в лохмотьях.
– Довольно стонать, Эддис, – перебила Саксан. – Где мой выигрыш? Может быть, тебе помочь его собрать?
– Хвастунья, – буркнул Кенелм, вместе с братьями подбирая разбросанные по земле монеты и протягивая сестре. – Ну ничего, горечь проигрыша восполняется тем, что мы знаем, как ты потратишь выигрыш.
– Шли бы вы куда-нибудь, – проворковала Саксан, глядя на своего разговорчивого брата.
Эдрик разразился смехом, когда все пятеро молодых людей поспешили ретироваться, причем не самым достойным образом.
– Дитя, если бы ты могла так расправиться с шотландцами, наше оружие бы скоро заржавело.
– Да ну, ерунда. – Саксан не могла взглянуть на Ботолфа и потому сосредоточилась на запихивании монет в карманы. – Вы пришли, чтобы проводить меня в замок?
– Я пришел, чтобы попросить вас сопровождать меня на прогулке по саду моей матери.
Граф взял ее под руку и повел по чисто выметенной дорожке. Его рассердило, когда Эдрик догнал их и пошел рядом. Ботолф понимал, что наблюдения не избежать, и внутренне противился этому. У него не было никаких непристойных намерений, однако ему хотелось остаться с Саксан наедине. Ботолф чувствовал, что так сможет лучше узнать девушку.