Но Иван, её слабое место… Сведёнными напряжением пальцами она забрала адресованный ему конверт и швырнула от себя. Конверт скользнул по столу и упал на пол.
- Это же улика, Галина Николаевна, – прошептала Оксана, нагибаясь за письмом. – Надо аккуратнее…
- Ты ещё учить меня будешь?! – вскрикнула Рогозина, грохая ладонью по столешнице. Ивану почудилось – подпрыгнул толстенный том УК.
- Галина Николаевна! – попытался осадить её он.
- Молчать!!!
Она уничтожила конверт, так и не вскрыв. Тихонов не посмел требовать прочесть предназначенное ему письмо. Насмехался над собой и презирал себя за это, но… дело было сделано. Кроме них с Оксаной об этом инциденте не знал никто. Порой программист ловил на себе её странный, какой-то виноватый взгляд украдкой...
Позже Рогозина извинилась за ту вспышку и перед ним, и перед Амелиной. И именно с тех пор то и дело отправляла их в тот старый дом в посёлке недалеко от Лазова.
====== Клары Цеткин—Лазов-Каменское. Привет, безумие ======
В последний месяц работы в ФЭС Рогозина начала курить.
Заявление было подписано, бумаги оформлены, в личное дело занесены лучшие рекомендации и похвальные листы. Она объявила об уходе с улыбкой, всем сразу, в самом начале планёрки. Подождала, пока схлынет первая волна, и как ни в чём не бывало начала знакомить их с материалами дела.
Теперь она курила нещадно, выкуривала несколько пачек в день, и Селиванов постоянно ворчал, а Антонова не говорила ни слова.
А ещё она пристрастилась к халве, и Тихонова просто с души воротило от сладковатого запаха жареных семечек и лакрицы.
Больше ничего и не изменилось.
Когда она ушла, курить продолжали, как раньше, только в гараже и в тире тайком.
Однажды Иван засиделся допоздна. Компанию ему, как ни странно, составила Власова – видимо, задремала в комнате отдыха. Они что-то пили, заедали очерствевшим хлебом, не глядя друг на друга. Вдруг Рита резко подняла голову.
- Иногда мне кажется, она бывает тут. Сегодня утром вся посуда была перемыта, и жутко накурено. И крошки от халвы.
Иван кивнул. Он знал, где она. Знал точный адрес, неширокую подъездную дорогу и тропинку через лес. Он даже знал, где найти запасной ключ от второго крыльца. Но в последний вечер в конторе Рогозина перехватила их с Амелиной уже у выхода и попросила: никогда никому. Пожалуйста. И забудьте, что вы там были.
А значит, она там.
А значит, она вернётся.
- Дом не откроют, пока мы не эвакуируем посёлок, – безжизненно-бетонным голосом произнесла полковник.
Внутри было слишком много людей; больше, чем могли вместить его квадратные метры и бревенчатые стены. Больше, чем можно было идентифицировать, распознать, угадать в летнем вечернем пекле.
Людей набили в дом, как в консервную банку, и где-то внутри, медленно разъедая воздух, густел отравляющий газ. Было бы слишком просто снять блоки и выпустить их наружу. Рогозина искала второе, третье, четвёртое дно и не находила. И стояла на том, чтобы эвакуировать весь посёлок, прежде чем открыть дверь.
- Люди задыхаются там! – кричали ей в уши, дёргали за руки, заглядывали в лицо.
- Мы не можем жертвовать тысячей ради двадцати человек…
- Там беременная женщина, Галина Николаевна! Хотя бы её!..
Перед глазами мелькнул горячий горный полдень, духота железнодорожной станции, песок, просачивающийся в уши, в глаза, под кожу. Было слишком жарко, слишком тесно, слишком страшно в том вагоне с заложниками. У неё случился выкидыш.
- Что?..
Воспоминания треснули и рассыпались. Над ней возвышался Котов и орал, орал на неё…
- В доме женщина на седьмом месяце!
- Посёлок эвакуировали?
- Ещё несколько улиц.
- Быстрее. Быстрее!!
- Галина Николаевна, вы должны дать приказ освободить заложников!
- Должна? Должна?! Я никому ничего не должна!
Она едва не ударила Ритку по лицу, когда та попыталась оттащить её прочь.
- Что с вами? Когда вы стали такой жестокой?
Наконец она почувствовала, как кто-то тянет её за руку.
- Что?!
- Галина Николаевна, там Тихонов! – Амелина, локоны развились, сбились на бок, косметики никакой. Она кажется бледной, белой, бескровной. – Он задохнётся!
- Посёлок эвакуирован? – голос звенит опасными нотами. Оксана бьётся в истерике где-то рядом, в надёжных лапах Майского.
- Ещё несколько минут… Да, да… Да!
- Доложите по всей форме!
- Все жители посёлка Безвил эвакуированы в безопасное место. Мы готовы провести обезвреживание.
- Это может быть химическая атака.
- Это и будет химическая атака, – уверенно кивнула Антонова. – Пробы воздуха…
- Да чёрт с ними! – взорвалась Рогозина. – Начинайте операцию!
- Вы сделали это из-за меня? – спросил Тихонов, безразлично теребя манжет халата.
- Да, – так же безразлично ответила она. – Конечно, из-за тебя. Я знала, что там нет беременной женщины. И никаких других случайных жертв или заложников. Только преступники. Поэтому я не могла отдать приказ раньше, чем вокруг не останется гражданских. Как ты попал туда, Вань?
- Трещинка в вашем безупречном здании, – невесело усмехнулся он. – И ошибка в моём программном коде.
- Что? Я не понимаю.
- Всё вы понимаете. Лучше, чем я. Лучше, чем я… Потому что здание может стоять даже с трещинкой, даже с трещиной в стене или фундаменте. А программный код, чтобы корректно работать, должен быть идеален.
- Иван, ты говоришь… странные вещи. Перестань. Как ты попал туда?
- Ошибка в коде, я ведь сказал, – повторил он, уже вновь безразлично; огонь внутри потух, и он откинулся на подушки. – Какая теперь разница, Галина Николаевна? Езжайте в офис. Там очень соскучились по вам. И… я же вижу, как вам хочется курить. Тут ведь нельзя.
- Да ну? – зло бросила она, вытаскивая сигареты. – С твоего позволения, хакер.
И палата наполнилась знакомым дымом. Иван вдохнул его полной грудью, с трудом фокусируя взгляд на её лице.
- Я скучал по вам, Галина Николаевна. Я так по вам скучал.
- Я тоже.
- Это исправимо.
- Как ошибка в твоём коде?
- Нет. Ошибку в моём коде не ликвидировать. Разве что – дефрагментация диска, удаление системы. Нужно сделать лоботомию, чтобы я смог её исправить.
- Почему?
- Потому что моя ошибка – вы.
- Устроит?
- А то.
Иван оглядел пылесос, втащил его через узкую дверь на балкон и принялся воевать с паутиной. Он копошился там уже целый день; полковник то возилась в кухне с бумагами, то разговаривала по телефону, то утыкалась в изящный тоненький ноутбук – Тихонов и не знал, что дома у неё такой лапочка. Страшно подумать, сколько стоит. Хотя… Она столько лет возглавляла ФЭС, теперь работала в ведомстве, так что с её-то зарплатой… Плюс надбавки за допуск к гостайне…
Тайны, тайны, тайны.
После теракта в посёлке и того разговора в больнице он уже не мог доверять ей как раньше. Мог пожимать плечами, копаться в себе. Мог благодарить, что она приютила его на первое время, пока у него не решится с жильём (его квартиру на проспекте Вернадского подожгли, возвращаться из больницы было некуда. Разве что в ФЭС, но со дня на день взамен исполняющего обязанности Круглова обещали прислать нового начальника, а тот вряд ли отнесётся к ночёвкам в буфете с пониманием). Мог пытаться разобраться с её странными манёврами и комбинациями. Но зачем? Всё это было очень глупо. Очень глупо… Её уход из ФЭС означал и его увольнение – он решил это почти окончательно. Но, в отличие от неё, у него ещё было время передумать.
А пока не закончился больничный, Тихонов обосновался у неё и вот, разгребал балкон, чтобы хоть чем-то себя занять.
Изредка они перебрасывались фразами вроде: Галина Николаевна, где половая тряпка? – В кладовой, серая, сушится. Голодный? – Есть немного. – Скоро ужинать. Заканчивай со своей уборкой там. – Вы тоже заканчивайте… С отчётами… – вздох в ответ.