С невидимой земли из невидимых трав и ветвей в невидимое небо взлетали птицы. Первая неуверенная трель прорезала молчание, потом щебет становился увереннее, сильнее, наполняя радостью, движением. Заря вспыхивала и заполняла небо, мир снова обретал твердь гор и легкую синеву небес. Вспышка солнца всплывала вверх, заливая золотом округу. Бог вездесущ и есть радость!..
- Сынок.
Иошуа вздрогнул и оглянулся на дверь.
- Ты опять сегодня ничего не делал? - мать остановилась в дверях и с укором глядела на сына, ответа она не ждала. - Опять мечтал, - она вздохнула огорченно.
Иошуа приподнялся, сел и обнял колени.
- Твои братья говорят, что ты болен. Я не верю. Что это за болезнь такая?
- Я не болен, мама... - с улыбкой сказал Иошуа.
- Твои братья недовольны. Они говорят, ты приходишь есть, но забываешь добывать еду.
- Мне много не надо.
- Зачем так говоришь? Не к добру это... Если ты живешь, тебе много надо. В твои годы мужчины имеют жену, детей, у них полно овец, они работают, торгуют.
- Не успел, я слишком торопился, - сказал Иошуа, разведя руками. Когда-то давно хотел жениться... Но, знаешь, мама, одна мысль беспокоила меня. Не мог понять, зачем, едва взойдет солнце, люди выгоняют на пастбище овец, сеют поля, жнут, собирают плоды...
- Для счастья, сынок, так Бог повелел. В достатке семья, насытились, оделись, веселы дети, легко на душе, а бедность и лень - это горе.
- Нет, - улыбнулся Иошуа. - Почему тогда радость дают цветы, утреннее солнце, ни с чем не сравнимое сияние звезд? А размышления о Боге, молитва? Откуда такое счастье в них? Ласки любимой, смех детей, богатство... Они не могут доставить такой радости. Если бы женился, у меня и овцы, и дети, одежда - все было бы. Кроме одного. Я бы не успел прийти к Богу.
- Молись, как все, - сказала мать, огорченно глядя на сына.
- Твердить заученную молитву, - задумчиво и тихо сказал Иошуа, - все равно, что повторять причитания надоевшего учителя. Только тоску множить.
- Ты пугаешь меня. - Ее глаза беспокойно расширились.
Иошуа смахнул с колена налипшие стружки, помедлил и сказал спокойно:
- Я ухожу сегодня.
- Ах, опять бродяжничать, - воскликнула она. - Братья будут ругаться.
- Я совсем ухожу.
- Куда же? - со страхом спросила мать.
- К Отцу, - Иошуа повел рукой.
- Опять ты пугаешь меня, - вскрикнула мать, - он же умер.
- Наш Отец всегда жив.
- Он на кладбище, и ты сам знаешь это.
- На кладбище нет Отца, там кости и камни. Разве ты не видела? Открой глаза и посмотри... Тогда ты увидишь, что Отец наш повсюду, всегда.
- Как такое может быть? - удивилась мать.
- Я ведь объяснял тебе, - спокойно напомнил Иошуа.
- А, ты об этом, - она вздохнула. - Люди смеются над тобой.
- Потому что у них здоровое тело, - улыбнулся Иошуа. - Они, как дети, которым показали палец. А душа их во сне.
- Когда же ты вернешься?
- Я приду к каждому, кто меня поймет... - Иошуа затих, раздумывая о чем-то, по том грустно заметил: - К тому же последнее время меня оставили прежние радости: нет былой радости весной, наши праздники почти не трогают меня. Мне часто становится скучно. Мне уже давно пора...
Мать молчала, ее лицо побледнело и осунулось от скорби, наконец она очнулась и проговорила жалобно:
- Подожди хоть до утра, напеку хлеба на дорогу. - Она посмотрела с надеждой.
- Зачем ждать утра? Я уже давно в пути и пища всегда при мне.
Иошуа потянулся за сандалиями у порога и стал их завязывать.
- И ужина не подождешь? - испугалась мать.
- Я сыт.
Он встал, поднял накидку и встряхнул. Мать метнулась через дворик в дом, и, когда Иошуа выходил на улицу, нагнала его, сунула в руки сына кусок хлеба. По ее лицу текли слезы, она всхлипнула жалобно.
- Берегись злых людей.
- Они не страшны мне. - Он сделал несколько шагов по дороге, потом остановился и оглянулся.