- Это не обязательно. Вообще не обязательно. И твоя галантность нисколько не пострадает, если ты...
- Пошли, - сказал он и, скрестив руки на груди, побрел по дороге.
Когда они добрались до нужного дома, на нем не осталось ни единого сухого места. Но дождь бы теплый, без всяких мерзких холодных струек за шиворот и по животу, просто текла теплая и мягкая вода, приятно освежая после августовского жара.
Он подождал еще пять минут, пока Клоси куда-то заходила. Как он заметил, она так делала каждый раз - и каждый раз он забывал спросить, почему она не входит через главный вход. Забыл и на этот раз.
Их заметили еще со двора, быстрая, захлопотанная хозяйка выскочила навстречу, потом кинулась в дом и встретила их уже с полотенцами.
- Ну и дождик! А как одно к другому идет! Cоседская Димитра только что родила, и тут же гости пожаловали. А ведь как мучилась, как мучилась, девочка, еще с обеда - никак родить не могла. А из наших краев пока куда-нибудь доберешься! Ну, все уж... да вы вытирайтесь, сейчас я что-нибудь сухое найду.
Клоси спросила про машину, может ли кто отбуксировать, но хозяйка отрицательно качнула головой. Она говорила, говорила, про Василиоса, который еще с утра уехал, про то, что давно уж следовало бы перебраться поближе к людям, про Димитру, которая собиралась ехать рожать только к концу недели, да так неожиданно вышло, и схватки еще утром начались, а вот же только сейчас разродилась, знать для ребенка нить судьбы мойры утром еще свить не успели.
И в результате они получили одну комнату на двоих, и приглашение переночевать до завтра. Да, как же не помочь, конечно найдется комната, особенно для такой красивой пары.
Хозяйка ушла к соседям, оставив их в большом пустом доме.
Они осмотрели свою комнату и большую двуспальную кровать, про которую Егор стоически подумал, что ляжет как можно ближе к краю.
Затем перекусили тем, что оставила хозяйка, долго уступали друг другу ванную комнату, и, наконец, затихли, отпустив от себя этот длинный день.
Клоси плескалась в душе, а Егор вытирал полотенцем чистые волосы, смотрел в высокое оконце, чуть ли не под потолком, в котором были виден только дождь и размытый в стиле 'горы-воды' силуэт далекой горы, прислушивался к плеску воды в ванной, к плеску воды за окном и вспоминал книгу академика Мартиросяна. Про богов и героев Древней Эллады.
Когда Клоси вышла из ванной, он уже лежал на своей половине кровати, прикрывшись одеялом и тщательно обозначив пустоту между ее частью и своей,
Клоси обошла комнату, утираясь концом полотенца, которое укрывало ее фигуру, и которого не хватало - ни на грудь, ни для того, чтобы дотянуться до всех волос. Она нагибала голову к этому краю и периодически подпрыгивала, держа равновесие.
Она взглянула в окно, через которое не стало видно даже далекой горы, вернулась к кровати и, отбросив полотенце, завалилась на кровать.
А потом повернулась в его сторону.
- Помнишь, - негромко проговорила она, - утром ты говорил о Гефестии, хранительнице очага.
- М-м-м, да.
- И ты сказал, что она черноволосая, с третьим размером и еще какой-то вздор.
- Это я сказал?
- Почему?
В самом деле, почему, спросил он себя, думая о ее тонких руках, длинных черных волосах и полной груди.
Она улыбнулась, проследив его взгляд.
- Думаешь, я позволю нам накинуться друг на друга, как сделали вы вчера с Партидой?
Он замер.
Клоси сполна насладилась его смущением, а потом бесцеремонно сдернула с него тонкое одеяло.
- Это при засухе и град хорош. Другие предпочитают пить напиток, который смакуют боги.
Она придвинулась к нему ближе.
- Когда в винограде достаточно силы для брожения, и эту силу не выпускать, сок превращается в вино. Когда желание не утихает, но не имеет выхода, оно превращается в амброзию.
Она провела рукой по его животу и опустила ладонь правой руки ниже, еще ниже, так что он невольно отпрянул.
- В чем и заключен смысл, - сказала она, перебирая пальцами. - Не сдерживать себя. Но и не позволять животной силе овладеть рассудком.
Он несмело коснулся ее. Потом еще.
Клоси подхватила его робкую руку и медленно повела ее по своему телу, обходя все ложбинки, все изгибы.
- Не сдерживай себя, - шепнула она, касаясь губами его губ, - видишь, я готова позволить тебе все. Но только не забывай...
Она сдавила его тело, и он охнул от неожиданности.
- А если я не удержусь? - спросил, перехватывая ее руку.
Она засмеялась и села, демонстрируя, как хороша. Как ладна, как хороша кожа без единой складки.
Это удавалось с трудом - ласкать, принимать ее ответные касания и бороться с подступающим зовом тела. А она все делала для того, чтобы сильнее распалить его.
Он трепетал в ее бесстыдных руках, сдерживался, переводил дыхание, закрывал глаза и снова погружался в ее темные волосы, в горячее дыхание, в нежную упругость ее форм. Не понимая, ради чего они себя так раззадоривают - на самой границе наслаждения и истомы, не пересекая, а только касаясь ее легонько, чтобы тут же отступить. И начать сначала. И снова отступить... А потом в какой-то миг, похожий на все предыдущие, что-то произошло. Бешеное желание растворилось в плотном воздухе, вдруг открылись все поры и через них начало истекать плотное и грязное - как истекает из труб ржавая вода, перед тем как хлынет чистый и сильный напор.