— Я тебя не гоню, — сказала спокойным голосом Рая. — Спальня твоя. Только я для тебя умерла.
Руслан, взглянув в глаза Раи, несмотря на алкоголь, ясно понял, что места в её сердце для него больше нет. Наутро он собрал свои вещи и ушёл жить в дом родителей.
«Всё разрушил ради минутной слабости. Ради нескольких дней удовольствия разрушил семейное гнездо. Взял и отрезал половину жизни. Поделом тебе, Руслан. Поделом! Нашёл, что искал… — ругал он себя каждый день. — И кому ты теперь нужен? Але?! Она с тобой, пока ты ещё в силе. Пока есть деньги. А что потом? Даже дочки не простили отца. Смотрели на меня как на чужого человека…»
* * *
Сегодня праздник. Первое сентября. Деревья скидывают пожелтевшие листья при каждом дуновении ветра. В воздухе витает яблоневый, рябиновый и цветочный запах. Дети, одетые по-праздничному, спешат в школу. Вот по главной улице идут два подростка, одетые нарядно, под ручку с мамой. Руслан остановил машину и стал наблюдать через затемнённое стекло. Так это же его дочери. Вон старшая — выпускница. А вот Юля, младшенькая. А Рая такая стройная, красивая и радостная. Кажется, даже помолодела. Идут, секретничая друг с другом, смеются. Счастье и радость на лицах. И нет никакого дела до одинокой машины с затемнёнными окнами. Прошли мимо, даже не взглянув.
Руслан проводил их взглядом и опустил голову на руль. Невозможно вернуть счастье и любовь однажды потерянные. Его глаза увлажнились и по щеке покатилась слеза. Верно говорят: что имеем — не храним, потерявши — плачем.
Эхо
Откуда-то еле слышно лилась музыка. Словно далекое эхо. То ли шумели белоствольные кудрявые березы на склоне Урала, то ли голоса игривых девушек пробивались через горы и, смешиваясь с журчанием родника, ласкали слух. Как бы там ни было — музыка была божественно бесподобна.
— О, Всевышний! Это, наверное, рай земной! — женщина, выйдя из машины, забыв про боли в ногах, с восхищением воззрилась на окружающую красоту. Всю жизнь она прожила в долине и вот впервые увидев горы, подпирающие небо, родники, бьющие из-под камней и весело бегущие по склону, от восхищения буквально онемела.
Она стояла, подперев бока руками, машинально поглаживая ноющую поясницу, и умилялась весеннему горному ветерочку, ярко-зелёным лепесткам деревьев, что тянут свои кроны к облакам вдоль-по склону величественных Уральских гор. Постояла так в немом восхищении, заправила седые пряди под белый платок, завязала узел платка поплотнее, застегнула на все пуговицы камзол и обернулась к детям.
Зять пожилой женщины раскладывал складные стулья и стол. Дочка доставала из машины пакеты с продуктами. Им было не до красоты здешних мест — не впервой.
— Мама, пойдём, спустимся к горной речке, умоемся с дороги. Не надо бы здесь особо задерживаться — мало ли чужих в незнакомых местах… Потом чаю попьём.
— Да, доченька. Путник должен быть в пути, а не отдыхать подолгу…
— Не спеши, мама, отдохни с удовольствием, — сказал зять женщины, раскладывая на столе продукты. — Ещё до озера ехать и ехать. Разомни ноги. Успеем ещё тронуться в путь…
В последние годы у женщины прямо беда с ногами: ноют по ночам, утром становятся как дубовые — надо по полчаса разминать, чтобы сделать первый шаг. Поэтому дочка с зятем уговорили поехать на Соленое озеро. Пожилую женщину не пугали ни расстояния, ни усталость, ни болезни. Только вот, мол, кошку, кур-уток и другую живность некому оставить. По правде говоря, это был только повод, не хотела беспокоить детей. Пусть одни съездят отдохнуть. А мы уж, как-нибудь, по-стариковски…
Тем не менее, несмотря на её причитания, дети сделали по своему: зять подготовил на заднем сидении место, что той царице — с помощью мягких перин и подушек; дочка живо собрала вещи-продукты в дорогу, передала всю живность соседям и ранним утром тронулись в путь. «Как вы обо мне заботитесь, так пусть ваши дети за вами ухаживают», — так в дорожную молитву вплелись материнские слова-пожелания.
Мать и дочь, держась за руки, аккуратно спустились по тропиночке, отгороженной кустиками дикого шиповника. Когда женщина обмыла руки-лицо ледяной водой из горной речки, так неистово текущей среди ущелья, в тот же миг почувствовала прилив сил и ее лицо тронула улыбка.
— О, Всевышний! — в это восклицание женщины вместилась вся благодарность, восхищение и радость.
Дочь промолчала. Вид бурлящей горной реки пробудил в ней воспоминания той поры в родной деревне, когда она была маленькой девочкой, а мама молодой и красивой женщиной. От этого её настроение испортилось. Стало нестерпимо грустно. Ведь все это время пролетело как один миг…
Той весной ледоход был особенно страшным. Ломал и крушил все на своём пути. На берега повыносило много разного мусора, стволы поваленных деревьев, огромные глыбы льда. Вода текла по всем улицам. Без резиновых сапог даже до сарая невозможно дойти — кругом вода. Иной раз приходилось по заборам продвигаться.
То ли паводковой водой открыло калитку, то ли сами забыли запереть на щеколду, но так случилось, что беременная овечка сбежала из сарая, каким-то образом очутилась на той стороне речки, и там, вдобавок, объягнилась. Чудо, и только. Как ее теперь оттуда достать? Как привести домой?
Когда кто-то из деревенских сообщил об этой находке, мама, надев на себя огромные болотные сапоги, выбежала из дома. От детской непосредственности и природного любопытства и она вышла из дома за мамой. Вот она, ее мамочка, бежит к речке. Такая молодая, красивая и проворная. Волосы развеваются на ветру, в них нет еще ни пряди серебра. Она пошла за ней.
Что стало поводом для тревоги у маленькой девочки: то ли безостановочно блеющая овечка на том берегу, то ли удивительное превращение маленького ручейка в полноводную темную реку, то ли мама, стоящая у мостков в нерешительности ломая руки?!
— Мама! — Звонкий, тревожный девчачий голос раздался вдоль реки. — Я боюсь, не вздумай перебираться на ту сторону!
— Ягненка ведь жалко, доченька! Если не забрать, то умрет от холода там… Что будет — то будет. С божьей помощью, я пошла…
Стоящая на берегу девчонка, крепко зажмурив глаза, поняла в тот миг, как могут нестерпимо долго тянуться секунды и минуты… А когда мама, завернув маленького барашка в полы пальто, вновь шагнула на шаткие мостки, девочка снова «умерла-воскресла» от страха.
В это время овечка, носящаяся вдоль берега и блеющая беспрестанно, поняв, что её дитё забрали, сделала стремительную попытку прыгнуть в реку.
— Ох уж, эти мамы… Ради ребёнка готовы в ледяную воду прыгнуть… — мама остановилась на полпути и, нежным, тихим голосом, начала успокаивать овечку. Поцокала языком. — — Иди сюда, стой здесь, душенька, подожди… Сейчас я отнесу твоего барашка и вернусь за тобой! Не прыгай в воду — сгинешь, и оставишь сиротой своё дитё…
Будто подействовал голос мамы: овечка не перестала блеять, но от мостков уже не отходила. Мама сначала вручила барашка дочери, затем вернулась к овечке, второй раз по этим шатким мосткам. Одним движением вскинула её на свои хрупкие плечи и повернула назад.
Какое там расстояние? Пусть будет пятнадцать-двадцать шагов… Это когда девочка станет взрослеть — поймёт, насколько длинны и коротки километры. А сейчас она в волнении стояла на грязном берегу в ожидании мамы, которая продвигалась по шатким и скользким мосткам, стараясь не смотреть на воду, переставляя потихоньку ноги. Как долго тянется время! Как трудно даются шаги… Как неспокойно ведёт себя на плечах овечка… Как страшно гудит вода под ногами, почти задевая темной, бурлящей гривой шаткие дощечки мостков…
Если девочка снова зажмурит глаза, как в первый раз, то ей кажется, что мама исчезнет и она останется одна на всём белом свете с этим ягненком на руках. От таких мыслей, не понимая что делает, девочка кладёт барашка на землю, делает шаг в сторону мостков. Видимо, страх потерять единственного родного человека был сильнее чувства безопасности, она ступает ногами на скользкую трубу вначале мостков. Шаг, другой, третий…