Я почти толкнул женщину, наконец-то выхватил из-за пазухи топор и с криком побежал к карлику. Проклятый карлик уже сидел в печёнках. Ярость затуманила мне мозги, поэтому страх исчез. Светка отпустила дочку, велев ей: "Прячься, милая, беги!" Затем с ножом в руке присоединилась ко мне. Заверещав, чудовище открыло пасть и бросило в её сторону огромную струю дыма. Женщина стремительно покрылась коркой льда. Я же, замахнувшись топором, промазал мимо ноги существа. Карлик выбрался из кольца огня. Обгорелый. Гадкий, со вздувшимися пузырями на лице и на черепушке, издавая едкое зловоние. Он встряхнулся, сорвав вместе с мясом прядь своих обгорелых волос, и нагло ухмыльнулся похабной ухмылкой акулы, раззявив рот чуть не от уха до уха.
- Дзинь, - сказал он и щёлкнул когтем по мёрзлой Светке. По телу женщины бегло растеклись трещины.
Я умудрился упасть на пол и, проскользив на коленях перед существом и снова размахнувшись, опустил топор на его тонкую, как спичка, ногу. Но сталь буквально высекла искры, сконтактировав с его кожистой плотью. Шипение - и тварюга, потеряв равновесие либо всё же от боли, таки повалилась на пол. Я снова замахнулся топором. Из горла твари вырвалась струя холодного дыма, рассеянно заморозила пол, несколько картин Наташки и стену. Я моргнул, осмотревшись, - и снова извернулся по полу. Леший и раненый Казанова умудрились спрятаться за грёбаный шкаф. Хотелось истерически рассмеяться. Но я не сводил глаз с цели. Подбрюшье тварюги выглядело каким-то нежным, подрагивающим и хилым.
- Остановись!!!- вдруг выкрикнул карлик.
- А то что? - залихватски выдавил я.
- Ранишь его, и поверь: никто не уйдёт отсюда живым. Ни девочка, ни твоя женщина! - угрожающе, но очень убедительно прошипел, едва сдерживая гнев, карлик.
Я дёрнулся вперёд и с трудом остановился, когда услышал:
- Не надо, - слегка изменившимся тоном сказал карлик. - Не причиняй птенцу боль.
Улыбка на лице карлика исчезла со щелчком, как если бы против воли закрылся смертоносный капкан. Я крепче сжал рукоять топора.
- Давай поторгуемся, - предложил карлик.
Я внимательно смотрел на него, стараясь не упускать из виду "птенца" Так значит, он опасается за эту тварюгу. Что ж хоть какой-то плюс в возникшей ситуации.
Мы торговались. Я выдвигал свои условия, он - свои. Пока не пришли к компромиссу. Его доводы резали по живому. Как я ни старался, но карлик железно упёрся, что отпустит только тех, кого не выберет вылупившаяся тварь. Это была рискованная цена выбора из наших жизней за спасение малой Ленки.
Что ответить на это? Ведь в живых и на ногах были только я и Наташка. Остальные тяжело ранены. Я сглотнул горечь во рту и, согласившись, кивнул, а потом сделал резкое, обманное движение и полоснул тварь по брюху. В лицо тотчас ударила вонь, кожу обожгло. Боль была резкой и опаляюще-жгущей.
Я взвыл и пытался извернуться от плевков холодного дыма из пасти птенца. Карлик истошно заорал и сграбастал первого, кто ему попался, под руку, - Казанову. Открутил ему, точно у марионетки, голову и стремительно облил горячей кровью существо. Рана на его повреждённом брюхе стала затягиваться.
Я попытался встать с пола, но мою руку прижали ногой. Мои глаза слезились. Лицо частично онемело. Хотелось только закрыть глаза и отрубиться.
- Лживый упрямец, мы же с тобой договорились! - прошипел карлик и пригрозил: - Теперь ты сильно пожалеешь!
Левой рукой я с трудом сжал рукоятку топора.
Лишь чудом я снова увернулся от хладного дыхания твари, неожиданно бросившейся к так и не пришедшей в себя Наташке. Карлик уже заносил надо мною свои острые бритвы-когти, намереваясь полоснуть по горлу. Внезапно очухавшийся священник закричал что-то, кажется, на церковнославянском и быстро встал с пола. Он кинулся к карлику, вытаскивая из-под свитера потемневший от времени серебряный крест, и крепко прижал его ко лбу не успевшего ничего предпринять карлика. Карлик зашипел, пытаясь освободиться.
Я смотрел на него, топор в левой руке стал слишком тяжёл. Эх, нет у меня сил встать и к тому же поднять чёртов топор.
- Чего ты ждёшь!!! - злобно кричал священник.
Его крик вливался в уши точно сквозь пелену. Я сжал зубы и, качаясь, поднялся, затем с неимоверным усилием смог поднять руку и ударить топором карлику в ногу.
- Ложись!!! - неистово орал Анатолий.
Птенец своими клешнями крепко держал Наташку, прижимая к груди. Вдруг он раскрыл пасть и со всей мочи дунул, целясь в нас, сизой дымкой. Мы с попом, как подкошенные, упали на пол. Мои волосы и частично кожа головы заледенели.
На разукрашенной стене образовался круглый, серый, сочащийся влагой проём. Недолго думая, многозначительно переглянувшись с птенцом, карлик и его подопечный юркнули в проём и исчезли.
- Нет! Наташа! - закричал я, почти что всхлипывая. Пытался подняться с пола, но тело не подчинялось командам мозга - и я не мог встать.
- Давай, приди в себя! - приказал поп. - Они ещё в доме, потому что ослабли. Я знаю, - уверенно сказал он и криво ухмыльнулся, затем помог мне подняться.
Мы нашли Ленку в чулане под лестницей. Она уже не плакала, тихонько сидела, стуча зубами и сжав кулачки.
Небо за окном слегка прояснилось, выявляя светлые предрассветные пятачки. Только ещё бушевал напоследок, раскачивая ветви кустов и деревьев, неохотно стихающий ветер... Мы обыскали весь дом и снова поднялись наверх. Дверь в мастерскую плотно сидела в проёме, напоминая гранитный монолит. Я скулил, как побитый щенок, пытаясь вломиться внутрь, повторяя про себя, как молитву: "Наташка, Наташка..."
Леший, с избитым лицом и покалеченной рукой, ковылял нам навстречу из спальни. Бледный, испуганный, он там прятался в полузабытьи, точно зверь, и теперь едва понимал, что вообще происходит. Но упрямо подошёл к нам, тут же взяв на руки хныкающую и зовущую маму Ленку.