Анна попыталась справиться со своей порцией, но в результате на ее тарелке образовалась перепутанная куча мелких косточек. Нож и вилка Мафалды слегка прикоснулись к морскому окуню и сдались. Рыбу – съеденную и несъеденную – унесли. Подали крупные куски неизвестного Анне мяса с пятнышками красного цвета, застучали на тарелках ракушки.
Тщетно искать повод для разговора. Мысли мечутся в голове, словно припозднившийся пьянчуга, пытающийся обнаружить на кухне что‑то съестное. Вон Мафалда согнала все мясо к одной стороне тарелки, ракушки расположила напротив и снова отложила столовый прибор. Наливают красное вино – уже в другие бокалы. Красное вино пахло отсыревшими носками, но вкус был сложный, как поцелуй. Уилшир задержал глоток во рту, смакуя, выпячивая губы, украшенные задорными усами.
– Сегодня вечером ваш муж рассказывал мне о фаду, – выдохнула Анна, с трудом протолкнув слова после двух попыток, в горле не то что лягушка застряла, скорее, жирная жаба.
– С чего бы вдруг? – отозвалась Мафалда. – О фаду он понятия не имеет. Не любит его. Когда его по радио передают, бежит, – да что там, кидается опрометью! – чтобы выключить.
Челюсти Уилшира сомкнулись на очередном куске мяса, он пережевывал его упорно и бесконечно, словно жвачку.
– Он говорил, – не сдавалась Анна, – говорил, что в этих песнях поется о тоске, о печальных воспоминаниях…
В ответ Мафалда стукнула ножом о край своей тарелки с монограммой, и Анна заткнулась.
– Новенькая, Амалия, вроде ничего, – вмешался Уилшир. – Амалия Родригеш. Да, она мне, пожалуй, нравится.
– Ее голос? – уточнила Мафалда, ожегши мужа угольно‑черным взглядом.
– А что еще может нравиться в фаду? – фыркнул Уилшир. – Ах да, тебя интересует, есть у нее, по моему мнению, дух, душа, alma этого самого фаду?
Левый глаз Мафалды слегка задергался. Мизинцем она придержала его, успокаивая тик. Взгляд Анны метался с одного конца стола к другому – растерянный, ничего не понимающий соглядатай.
– Разумеется, я обратил внимание и на ее… – Уилшир остановился, подбирая подходящее слово, и тик передался по воздуху между супругами. – На ее осанку.
– Осанку! – задохнулась Мафалда. – Он говорит о…
Но ей удалось совладать с собой. Только маленький пухлый кулачок слегка постукивал по краю льняной скатерти.
– Вероятно, для первой встречи следовало выбрать не столь занимательный сюжет, – признал Уилшир. – Но мы с Анной говорили о нашем добром друге, славном докторе, и три «Ф» сами собой пришли на ум. Лучше бы нам рассуждать об истории, впрочем, и там немало подводных камней. Но ты будешь мной довольна, моя дорогая, я ни словечком не обмолвился об Encoberto, о Сокрытом.
– О «Сокрытом»? – изумилась Анна.
– О Доне Себастьяне, – пояснил Уилшир. – Нет‑нет, я ничего о нем не говорил, дорогая моя, я же знаю, ты захочешь сама все рассказать Анне. Видите ли, Анна, моя жена – монархистка, сторонница династии, вот уже более трех десятилетий как оборвавшейся. Она верит, что Сокрытый – король, погибший на поле боя в Эль‑Кебире в Марокко, – сколько? четыреста лет тому назад? – что он еще вернется…
Мафалда с усилием поднялась. Монолог Уилшира оборвался. Слуга поспешно отодвинул стул своей госпожи и подставил ей плечо, чтобы она могла опереться на него.
– Я не очень хорошо себя чувствую, – извинилась хозяйка. – Мне лучше уйти к себе.
Она покинула комнату, вцепившись в плечо слуги, даже материя собралась складками у нее между пальцами, но вроде бы не опираясь, не перенося на него свой вес.