К тому времени мать уже пять лет проработала секретарем в Уайтхолле, работу нашла для нее тетя. После смерти тетушки присматривать за девочкой было некому, вот почему Анну так рано отправили в монастырскую школу.
– Твоя двоюродная бабушка, моя тетя Глэдис, требовала строгой дисциплины. Она обращалась сурово и со мной, и с тобой, и я приняла эти правила. Не то чтобы они были мне по душе, но это была удобная маска, и я спряталась за ней.
– От кого спряталась?
– От твоих вопросов, – ответила мать. – От своей вины. На работе я становилась совсем другой. Меня, должно быть, считали за славную девчонку, всегда не прочь выпить, поддержать компанию, повеселиться. В Англии умение хохотать во весь голос может очень даже пригодиться.
– И конечно же были… поклонники?
– Разумеется, но я никого близко не подпускала. Роулинсон оказался идеальным вариантом. Вероятно, деревянная нога привлекала меня, как ни странно. Тогда я не вполне понимала почему, ведь единственный мужчина, которого я знала до Роулинсона, был само совершенство. Только вчера я поняла: видимо, я считала, что именно этого я заслуживаю. Я не хотела полной и безусловной преданности, стало быть, не надо мне и целого, с руками‑ногами, мужчины. У него были и другие подружки.
– В тот день я проследила его до Флад‑стрит.
– То была его жена. Их мало что связывало. О его коллекции вина ей тоже не было известно. Страшное дело, со всех сторон секреты! Мы с ним на этом деле собаку съели, мы с Роули. Даже удивительно, как им удается подбирать людей.
– «Им» – это кому?
– Компании. С началом войны меня перевели в отдел оборонной экономики. В цифрах я хорошо разбиралась – в цифрах, не в твоих иероглифах. В ту пору большую часть работы делали мы, секретарши, нас допускали к строго секретным документам. Меня там любили, и, когда отдел Ми‑пять переехал из Сент‑Олбани на Райдер‑стрит, меня тоже послали туда – присматривать за деньгами.
– Что такое отдел Ми‑пять?
– Контрразведка. Знаешь, кто возглавлял этот отдел? Ким Филби. Да, Филби сидел там с самого начала. Когда он сбежал в Москву, я долго не могла в это поверить. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Холодные январские дни.
– Ты говорила о том, как они подбирают людей.
– Да. Компания подбирает людей, которые умеют хранить секреты.
– И как их находят?
– Ищут тех, у кого уже есть секрет и кто держит язык за зубами. Теперь бы меня не взяли. Все выболтала. Готова все рассказать, было бы кому слушать. Меня бы теперь назвали Болтушка Эспиналл и выперли в отставку.
– Ты продолжала работать на Компанию, даже когда официально ушла на пенсию?
– Да, все так же занималась финансами. Ты увидишь всех на похоронах… кроме него.
– Тебе нравился Филби?
– Он всем нравился. Очень обаятельный человек.
Внезапно Одри указала рукой на комод. В левом ящике, под бюстгальтерами и трусами, обнаружилась небольшая кожаная шкатулка, а в ней – крест на ленточке.
– Моя награда, – произнесла Одри. – Орден Британской империи.
– Ты никогда не рассказывала!
– Главная награда в моей жизни! – Одри слабо потрясла кулачком. – Не так уж много за сорок лет службы.
– Жаль, что я раньше не знала.
– Что ж, теперь знаешь. Теперь я рассказываю тебе обо всем, – откликнулась мать и продолжала: – В Лиссабон я отослала тебя не только из‑за Роули. Я действительно думала о твоей безопасности, но и хотела убрать тебя с глаз долой. Ты была постоянным напоминанием о моей трусости, о предательстве. Как ты знаешь, жару я тоже не выносила.