Чавес взял на руки солдата, у которого было много пулевых ранений. "Не дайте мне умереть, лейтенант", - испуганно говорил он. Чавес с трудом смог положить его на повозку. Остальные семь солдат умерли. В ту бессонную ночь, лежа в гамаке, Чавес спрашивал сам себя: "Зачем я здесь? С одной стороны крестьяне, одетые в военную форму, пытают крестьян-боевиков, а с другой стороны крестьяне-боевики убивают одетых в зеленую форму крестьян. Сейчас, когда война уже закончилась, нет никакого смысла стрелять в других". В самолете, летевшем в Каракас, Чавес сказал мне: "Это было мой первый конфликт с действительностью".
На следующий день он проснулся с твердым убеждением, что его предназначение - создать движение. И он сделал это в возрасте двадцати трех лет, дав ему достаточно очевидное название - Боливарианская армия народа Венесуэлы. Члены и они же основатели движения - пять солдат и он в чине старшего лейтенанта.
- С какой целью? - задал я ему вопрос.
Очень просто ответил он:
- Чтобы быть готовыми на тот случай, если что-нибудь произойдет.
Год спустя, уже будучи офицером-десантником батальона в Маракайбо, он начал конспирировать по-крупному. Однако он пояснил мне, что использовал слово "конспирация" лишь в смысле, подразумевавшем привлечение добровольцев к общему делу.
Именно такой была ситуация, сложившаяся 17 сентября 1982 года, когда произошло непредвиденное событие, воспринятое Чавесом как решающий момент в его жизни. В то время он был уже капитаном второго полка десантников и помощником офицера разведки.
(Продолжение следует).
#
#
Габриэль Гарсиа Маркес. Софизмы для развлечения
Перевод с исп.: Борис Гершман. Источник: RevistaCambio.com
Ни для кого не секрет, что Ваше литературное творчество многое связывает с профессией журналиста. Вы сами несколько раз это отмечали. Думаю, что это причина, по которой вы подарили своим читателям рассказ (не утонувшего в открытом море), хронику (смерти, о которой все знали заранее) и известие (о похищении). Можно ли ожидать от Вас интервью и, если да, то с кем?
(вопрос читателя)
В общем, Ваш вопрос сводится к тому, собираюсь ли я написать книгу в форме интервью, ведь уже созданы рассказ, хроника и известие. Мой ответ нет. Однако, судя по письму, у Вас есть еще какие-то вопросы, которые Вы почему-то не задали. Будем считать, что они заданы. В начале хотелось бы добавить, что я написал 9 романов, 38 рассказов, более двух тысяч статей и заметок и бог знает сколько репортажей, хроник и аннотаций к кинофильмам. Всех их я создавал день за днем в течение шестидесяти лет одиночества, просто так, бесплатно, из удовольствия рассказывать истории. Короче говоря, у меня призвание и врожденные способности рассказчика. Как у деревенских сочинителей, которые жить не могут без историй. Правдивых или вымышленных не имеет значения. Для нас реальность - это не только то, что произошло на самом деле, но также и та реальность, которая существует лишь в рассказах. Однако чем больше я писал, тем хуже я различал журналистские жанры.
Я мысленно перечислил все жанры и сознательно упустил интервью, потому что всегда держал его в стороне. Тем не менее не узнать интервью невозможно: это основа основ, питающая всю журналистику. Но сама форма интервью, по-моему, не является жанром, как и аннотация в отношении кино. Волнует меня другое - плохая репутация интервью. Каждый думает, что может сделать интервью, и поэтому газеты превратились в место публичной казни, куда посылают начинающих с четырьмя вопросами и диктофоном, чтобы сделать из них журналистов. Интервьюируемый всегда будет пытаться говорить то, что хочет, и - что самое ужасное - под ответственность интервьюера.