Да есть, существует и сегодня тот знаменитый ресторан - "Дубовый зал". Тот, да не тот, не для нашего брата литератора. На стенах огромные - как полотна Сурикова и Верещагина, растянутые-распятые шкуры диких зверей: медведи, волки, кабаны, даже почему-то - зебры...
Забежал я туда как-то, еще не зная, за ста граммами. Он мне налил у стойки. Я посмотрел на стопку. "А сколько я тебе должен?" - на всякий случай спросил, пока еще не выпил. Он назвал цену. "Чего? - говорю. - Да я четыре бутылки могу купить за эти деньги..." Теперь он поглядел на меня: у меня вид был, надо думать, очень сокрушенный. Да пей так, говорит. Я выпил.
Итак, сидели мы в подвальчике, выпили по сто, и я рассказал о сегодняшнем посещении Пена.
- Что думаешь? - спрашиваю. - Три дня в Питере, две ночи, а кроме того поезд - день отъезда, день приезда. Еще две ночи.
- Потрясающе, - говорит, - я знала, тебе это сразу придет в голову, как только услышала про конгресс в Питере - ты ж рассказывал по телефону?..
- Сообразительная, а я думал, у тебя мимо ушей пролетело.
- Но при чем тут Большой, - говорит, - я, вроде, не по этому делу?
- Па-де-де - не сможешь?
- В каком смысле? - говорит. - Впрочем, можно кой-что придумать...
В глазах у нее что-то такое проехало, и она как бы меня и видеть перестала. Чудо какое-то, думаю, ее только включить или завести...
- Понимаешь, - говорит, - писатели, я имею в виду настоящих талантливых людей, они обязательно и еще в чем-то...
- Ты про что? - не понял я.
- Ну хотя бы, скажем - рисунок. Вообще изобразительный ряд. Им, понимаешь, мало чисто литературного способа самовыражения, они себя и в другом ищут... Я талантливых людей имею в виду.
- А я как же? - говорю. - Выходит, я как бы, что ли, - без таланта?
- Ты себя в другом находишь, и меня это вполне устраивает.
- Тогда ладно, а то я было...
- Хорошо, - говорит, - давай телефон твоего футболиста, мы с ним договоримся.
- Зачем телефон, я тебя отведу, представлю, познакомлю... А в чем твоя идея?
- Нет, - говорит, - я сама, ты будешь только мешать.
- Ты ж его не знаешь?
- Видела я его - с усами, славный мужик, открытый и контактный. Об остальном не беспокойся.
- Так о чем все-таки речь?
- "Писатели рисуют" - понимаешь?
- Не понимаю. Да и какие писатели - кто из них рисует?
- Не обязательно живопись, - говорит, - могут быть рисунки на полях, почеркушки... Пушкин рисовал? Представляешь, какая может быть выставка Пушкина?
- Представляю, - говорю, - уже была тысячу раз. И больше.
- Вот я об этом. А у нас будет сегодняшняя литература.
- Да о ком ты говоришь - где ты нашла Пушкина?
- Вознесенский рисует, Битов рисует, Войнович рисует... Да и этот твой футболист. Я и книжку его читала, последнюю.
- Правда? - удивился я. - Что скажешь?
- Мне понравилась. Смелый человек, свободный, без комплексов. Пишет о сплошном блядстве, а такая чистота, даже наивность... Отличный малый, можно разговаривать. Короче, будет тебе выставка, почище Большого. А деньги этот футболист достанет? На помещение, оформление, развеску? Я и с галереей договорюсь - есть у меня мысль, и фуршет там может быть - хоть на сто-двести человек...
Самое поразительное, что наше "историческое сидение" в "Славянском базаре" мгновенно стало реализовываться: "футболист" дал отмашку - добро по всем пунктам, "галерея" оказалась очаровательным особнячком на Малой Дмитровке; ровно через месяц прекрасно оформленные картины наших гениев висели в двух залах и на лестнице, посетителей - толпа, не протолкнешься, фуршет по всем законам русского гостеприимства - высокая пьянка... А кроме того, тут же, для полноты действа была предложена презентация только что вышедшей двуязычной - и на английском - книжки: "Написано в тюрьме" - от Гумилева до наших дней...