– Юрий Васильевич, это я… Да, как мы и думали… Куда его отвести? Понял.
Больше не взглянув на Алекса, Валерий направляется в подъезд. Остаётся только последовать за ним. Первый этаж, второй, третий… наконец-то пятый. Мужчина быстро обнаруживает Максима за шторой и, пнув по дороге пакетик к бело-синими гранулами, быстро подходит к окну.
И с ходу получает подсечку.
А когда падает, выкатившийся из-под шторы Максим обрушивается локтем на его живот. Потом отпихивает от себя и снова забивается в угол… Валерий поднимается только через минуту. И судя по выражению его лица – ему всё ещё больно. Он так и не встаёт на ноги, а остаётся сидеть и снова достаёт телефон.
– Алло… пришлите пожалуйста бригаду… адрес? – поднимает взгляд на Алекса. – Номер квартиры?
«А сам не знаешь?» – отвечать почему-то совершенно не хочется.
– Что за бригада? – настороженно интересуется тот вместо ответа. – Вы его в психушку хотите отправить?!
– Нет, в частный наркологический диспансер. У парня бэд-трип.
Термин Алексу не знаком, но он никогда не интересовался наркотиками… но звучит довольно хреново – придётся ответить. Да и даже если он этого не сделает, Валерию не составит труда выйти на лестничную площадку и самому взглянуть на табличку с номером на двери.
– Двадцать первая…
Мужчина проговаривает полный адрес в трубку. Потом отключает звонок. А Алекс бессильно приваливается к дверному косяку и смотрит на виднеющуюся из-за шторы ногу.
– Почему он это сделал? Вскрыл себе вены?..
– Кто знает? – мужчина пожимает плечами и тоже переводит взгляд на штору. – В бэд-трипе все негативные переживания усиливаются в сотни раз, так что…
– Но разве наркотики принимают не для того, чтобы поймать кайф?
– Именно для этого. Но иногда случается прямо противоположное…
«Это ведь… не я толкнул его на это?»
__________________
«Отчаянное путешествие» – советский термин для обозначение бэд-трипа, подробнее читайте в википедии:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%8D%D0%B4-%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%BF#cite_note-ICD-9-USSR-1
Глава 23. Мошка
****
Нежно-биpюзовая плитка на полу, шероxоватые кремовые стены и пахнущие настоящей кожей низкие и широкие кресла, по форме напоминающие приплюснутые кубы – всё это выглядит стильно, красиво и респектабельно. Kак и аккуратная, идеально сидящая на медсестричках форма светло-голубого цвета. Ну и на медбратьях, конечно. Похоже на накрахмаленные пижамки.
«Значит, в частных клиниках даже обычные медицинские халаты – моветон?»
Дверь в палату напротив закрыта, время от времени туда заныривают крепкие парни, катящие какие-то стойки с трубками, и тонкокостные девицы со шприцами, пакетами, склянками… Но большую часть времени в коридоре царит звенящая тишина. Bзгляд скользит по растениям в больших резных горшках, по номерам на палатах, мелким соринкам, забившимся под соседние кресла, и прочим ничего незначащим деталям – сознание фиксируется на них и пытается извлечь хоть какую-то пищу для размышлений… лишь бы вытеснить воспоминания, как около часа назад трое качков вязали Mаксима и грузили в аккуратный фургон скользящих японских очертаний. Чем-то эта картина напомнила Aлексу попытки запихнуть разбушевавшегося забулдыгу в ментовкий пазик. Только не было невнятных пьяных воплей. Вместо них уши резала тишина. Максиму сделали укол, но перед тем, как отключиться, он твердил лишь одно: «Вы не сделаете из меня психа, не сделаете!»
Когда Валерий спросил Алекса, хочет ли он поехать в клинику, а если хочет, то с бригадой медиков или с ним – Алекс первым делом глянул на большую чёрную машину. Но полез в японский фургон. И всю дорогу смотрел на безмятежное лицо зачем-то пристёгнутого к носилкам парня, про которого до сих считал, что знает всё самое главное. «Мамы в психушках» и прочее прошлое… он действительно думал, что это неважно. А там, у кинотеатра, сорвался лишь потому, что Максим обвинил его в неискренности, хотя у самого секретов – вагон и маленькая тележка. Но получается, что отказавшись узнавать о нём больше, Алекс сознательно ослепил себя, сделал неспособным понять его боль.
«Cначала Николя… Теперь Макс… Сколько ещё вокруг меня людей, на которых я смотрю каждый день, но ничего не вижу?! Просто потому, что не считаю нужным?»
Из омута самобичевания выдёргивает тихий звук открывшейся двери.
– Извините… – Алекс неосознанно понижает голос до шёпота.
Вышедшая из палаты медсестра с полным подносом пустых баночек и использованных шприцов, оборачивается и немного глупо хлопает глазами:
– Чем могу?..
– У вас нет чего-нибудь от головной боли?
– Да, конечно, сейчас принесу.
Цок-цок. Каблучки. Звонкий перестук отдаётся прямо на подкорке мозга и напрочь разрушает атмосферу трепетного соблюдения тишины. Алекс морщится, следя за удаляющейся фигуркой и её отражением в гладкой плитке пола. Это не тень, а именно отражение, просто нечёткое и больше похожее на смазанное пятно.
Шорх-шорх-шорх. С первого этажа поднимается отец Максима. Oн приехал почти одновременно с Валерием, и похоже, до сих пор разбирался с финансовыми делами. В каждой руке старике по коричневому стаканчику из какого-то плотного картона – запах кофе долетает до Алекса раньше, чем мужчина подходит к нему и протягивает один.
– Спасибо.
– Неважно выглядишь.
«Мы снова на "ты"?»
– Вы тоже.
Хмыкнув, старик остаётся стоять, а Алекс подтягивает себя выше в кресле и делает первый осторожный глоток. Но кофе оказывается не горячим. Но и не холодным. Как раз, чтобы сохранить насыщенный вкус, но не обжечь пищевод.
– Собираешься всю ночь тут просидеть? – сунув освободившуюся руку в карман, интересуется старик, глядя на него сверху вниз, словно коршун. – Может, отвезти тебя домой?
– А вы?
– А мне ещё надо будет кое-что обсудить с врачом…
– Всё так серьёзно? Максим здесь надолго?
Алекс не рискнул спрашивать у персонала, да и вряд ли бы ему ответили (с конфиденциальностью тут явно ещё строже чем в государственной больнице), но что-то подсказывает: старик тоже в подробности вдаваться не станет. Но вдруг?
– Пока кровь почистят и всякую дрянь выведут… – сделав небольшой глоток кофе, мужчина опускает скептический взгляд на стаканчик и добавляет: – Могут утром отпустить, но я хочу подержать его здесь подольше. На всякий случай.
– Какой случай? – быстро реагирует Алекс.
– Всякий.
Недвусмысленный намёк на закрытие темы – они точно отец и сын – но можно попробовать зайти с другой стороны:
– И часто Максим… попадает в такие места?
В этот раз старик делает неопределённое движение головой, всё ещё с сомнением косясь на свой кофе, и отвечает немного рассеянно:
– Pаньше бывало.
– Раньше?
– У него всегда было слишком много свободного времени и плохая компания.
«И плохой отец», – мысленно добавляет Алекс, снова присасываясь к стаканчику. Мысленно – потому что понятия не имеет, как и что там у них было на самом деле. Но кажется, сын для Юрия – не более чем досадная ноша, которую приходится нести. И подобное отношение не вызывает у Алекса ничего, кроме раздражения.
– Ну так что? – нарушает молчание старик, видимо, принявший решение, что кофе пить всё-таки можно, и сделавший второй глоток. – Eщё не жалеешь, что связался с психом-наркоманом?
– Если я о чём-то и жалею, так это что Макс не предложил разделить ту дозу на двоих.
Получается довольно резко. Брови старика округляются, а во взгляде появляются изумление и вопрос. Не дожидаясь, пока его озвучат, Алекс мотает головой.
– Нет, я никогда не пробовал наркотики и не планировал пробовать. Но я хотел бы, что Максим ничего от меня не скрывал. Что же до вас… Юрий Васильевич… скажите, вам вообще интересно, что толкнуло вашего сына на этот поступок? Что с ним вообще происходит?