«Вот вам и вип-палата…»
– Так тебя изнасиловали? – после некоторого молчания спрашивает отец Максима. – Ещё не поздно пройти медицинское обследование и возбуд-
– Нет, – перебивает его Алекс. – Возможно, побрезговали. Всё, что они пытались – трахнуть меня в рот, однако рвотный рефлекс лишил их и этого желания. Так что они, как я слышал, побили витрины и свалили.
– Разрешите войти?..
Скрипнув, дверь снова медленно открывается, и в щель просовывается круглое лицо с лёгкой небритостью. Алекс прикусывает язык и узнаёт своего директора:
– Дмитрий Всеволодович? Что вы тут?..
– Мне сказали, ты в этой палате… сколько у тебя гостей…
И директор проникает в помещение целиком. В одной его руке перевязанная яркой синей лентой дыня, а во второй – букет из каких-то пушистых цветов, при виде которого Максим обращается в камень. И остаётся стоять у двери, словно статуя.
– Доброе утро, – поднимается с кресла седовласый. – Юрий Зотов, адвокат…
– Дмитрий Стрелецкий, начальник этого молодого человека, – положив дыню на стол, директор пожимает протянутую руку, потом снова поворачивается с Алексу. – Прости, Александр. Услышав о случившемся… в общем, я был не прав, мне надо было поверить тебе…
– О чём вы? – снова встревает отец Максима.
– Когда мне подкинули украденный товар, я сообщил об этом Дмитрию Всеволодовичу, – поясняет Алекс, пытаясь не смотреть на пышный букет. И на Максима.
– Так вы слышали, что его пытаются подставить? – подаёт голос женщина-адвокат. – И вы не считаете, что он может быть виновен в случившемся?
– Я ещё в первый раз сразу понял, что это не он.
– Почему?
– Интуиция.
Дмитрий улыбается так, словно этим всё сказано. На лице женщины отражается тень недоумения, но только тень. Она вежливо улыбается ему в ответ:
– У вас, наверное, чутьё на порядочных людей?
– Нет, на воров и обманщиков, – директор продолжает смотреть на неё всё с той же улыбкой, но в голосе прорезается сталь. – Надеюсь, вы не собираетесь обобрать до нитки моего работника и проиграть дело?
– Нет, не собираемся, – лицо женщины становится серьёзным и сосредоточенным.
– Вот и хорошо. Если вдруг что-то понадобится – обращайтесь.
– Всенепременно.
– А ты, Александр, не беспокойся о работе, я оплачу твой больничный.
Алекс кивает. И директор покидает палату, так и не расставшись со своим букетом.
– Какой позёр, – вдруг хмыкает седовласый. – Он так и так должен будет его тебе оплатить.
– Но я уволился и отрабатываю последние дни, – неуверенно возражает Алекс.
– Да?.. Но всё-равно нам может пригодиться его содействие. Интересно, чем ты ему так понравился?
– Понятия не имею.
Всё это время простоявший у двери Максим, словно ожившая скала, решившая прогуляться, медленно возвращается в пустое кресло. Взгляд его прикован к дыне. И взглядом этим, кажется, можно рубить.
– Итак, на чём мы остановились?
Разговор продолжается ещё какое-то время, Алекс вспоминает всё, что слышал и видел в магазине в последние дни, хоть это и непросто – во-первых, две прошедшие недели он держался подальше от коллег, а во-вторых, был сосредоточен совсем не на работе. Но так или иначе, женщине и старику удаётся немало вытянуть из него.
Однако не всё.
Кое-что Алекс рассказать просто не в силах. И ему немного страшно, что в чужие руки может попасть список назначенных ему процедур, где в числе прочих числится ежедневная клизма и физиолечение.
Да и какое имеет значение, грозились ублюдки запихнуть в него бутылку или действительно сделали это? Если их поймают и осудят за хулиганство и кражу – пусть так и будет… а если нет, от его признания ведь ничего не изменится, верно?
Но в ушах продолжает звучать издевательских смех. И ругань. Повязка на глазах мешала увидеть лица ублюдков, но Алекс не уверен, что без неё было бы лучше. Так он лишь слышал и чувствовал… Но как же мерзко теперь на душе! И всё же кое-что в предложении женщины-адвоката кажется верным – возможно, сначала преступники действительно не собирались что-то с ним делать, а только напоить и оставить посреди разгромленного магазина, вроде как хулиганы забыли одного из собутыльников на месте преступления… но потом что-то пошло не так, что-то ударило в их больные головы… И если бы Алекс ничего не предпринял, если бы с трудом карабкаясь по стенам и то и дело падая, не нашёл бы свои трусы и брюки, и не надел бы их – сейчас бы проходил, как жертва по делу об изнасиловании. Наверно. А может, всё было бы точно так же, за парой исключений: у Максима бы точно сорвало крышу, а маме… понадобилось бы намного больше лекарств, чтобы не дать своему сердцу остановиться.
Глава 21. Настоящий вор
****
– Ты тoлько глянь, наша дeвочка плачет… нашей девочке больно? Или может, наоборот, приятно? И это cлёзы наслаждения? Дружи, как думаете?
– Я думаю, этому пидору теперь ни за что не найти подxодящего члена, чтоб удовлетвориться. Любой будет слишком мал, ха-ха-ха-ха-ха!
– ЭЙ, XAРЭ!.. Hе трогай бутылку! А то он зубы сжимает!
– Так давай выбьем их? Заодно морду подправим, хоть на мужика станет похо-
– Блять! С-с-сука! Твари-и-ина! Oблевал мне все штаны… ХУЛИ ВЫ ЕГО ТАK НАПОИЛИ?!!
– АХА-ХА-Ха-а! А тебя кто просил член ему в глотку пихать?
<i>Больно. Везде. И от ещё одного пинка в живот становится не намного хуже. Только желудок, словно футбольный мяч, опять пытается вырваться на свободу через ободранное горло…</i>
– Хей, проснись!..
Его тормошат. И боль, сковавшая внутренности, начинает бледнеть, отступая и отдаляясь, но оставляя воспоминание о себе. А пульсирующая багровым мгла сменяется на сереющее окно. Алекс поспешно вытирает глаза и переворачивается на спину:
– Ты ещё тут или уже?.. Который час?
Судя по рассеянному свету за окном – сейчас с равной вероятностью может быть как утро, так и вечер.
– Ещё… – заторможено отзывается Mаксим, убирая руку с его плеча, но продолжая обеспокоенно вглядываться в лицо.
Только вот Алексу не нужно это беспокойство. И хотя Максим даже не знает, что на самом деле с ним произошло, больше всего на свете Алекс хотел бы забыть о случившемся. Или хотя бы сделать вид, что забыл. Но вот он опять проснулся весь в поту в этой одиночной палате… и всё ещё чувствует болезненное натяжение мышц от запихнутой бутылки, глухо отдающиеся в кишках пинки и бьющуюся о кости черепа паническую мысль, как-то прорвавшуюся сквозь зыбучие пески спутанного и отравленного алкоголем сознания: «Только бы не разбилась!»
Нужно успокоиться.
Заставить себя дышать ровнее.
Ведь для Максима единственная причина нахождения здесь Алекса – это его сотрясение мозга.
– «Ещё»?.. Точно… Значит, я отрубился, пока ты ходил в магазин?
– Да. Извини, что разбудил, но мне показалось, тебе снится кошмар.
– М-м-м… типа того. Спасибо.
Алекс вымученно улыбается и было начинает потягиваться, изображая расслабленность и беззаботность – но заметив заострившийся взгляд Максима, тут же натягивает покрывало до подбородка.
– Так сколько там на часах?.. Тебе не пора уходить?
– Не-а… Если хочешь, я могу остаться на ночь…
Вообще, подобный этому диалог повторяется уже в четвёртый раз – но сегодня, наверное, в последний, ведь завтра Алекса выписывают… и вместо отмазки, типа: «Это же больница! Палата не запирается, и в любой момент может кто-то войти! И вообще, ночью здесь каждый шорох слышно!» – придётся придумать что-то новое.
Можно, конечно, попробовать изобразить психологический шок… Только вот удар по голове вряд ли станет достаточным обоснованием, а признание, что это врач-проктолог запретил ему две недели заниматься аналом – явно вызовет нежелательные вопросы.
– Кстати, ты отдал ключи от квартиры?
Не самая плавная смена темы, но Максим, как обычно, соглашается на неё: