– Да!
В магазине они сразу берут большую тележку. Но несмотря на свои слова, Алекс не торопится шиковать и кидает в неё мелочёвку вроде туалетной бумаги, мыла и салфеток, а вот Максим сразу направляется к ярким полкам – и в корзину летят шампунь, одеколон, бритва и гель для бритья. И хотя Алекс вполне мог бы принести все эти вещи из дома, он заставляет себя промолчать. Подумаешь, парой тысяч больше, парой меньше… Да и если честно, его бритва даже в подмётки не годится той, что выбрал Максим.
Однако сравнение своей полки в ванной с упавшим в тележку заставляет Алекса задуматься, а не слишком ли скромно он живёт? Ведь по сути, он вполне может себе позволить покупать вот этот гель вместо дешевой пены…
– Как насчёт цитрусовых?
Вопрос застаёт врасплох. Моргнув, Алекс обнаруживает в руках Максима большой тюбик апельсиновой смазки.
– Или возьмём послаще? – продолжает тот. – Хочешь земляники?
И делает он это отнюдь не шёпотом. К счастью, в непосредственной близости обнаруживается лишь работница магазина, раскладывающая товар на нижней полке, и если она не повернётся, а Алекс ничего не ответит – у девушки ещё есть шанс остаться при мнении, что позади неё нормальная, гетеросексуальная пара…
– Джеф?
«Нет, теперь вряд ли».
Алекс обречённо кивает и молча пинает тележку, выкатывая её из косметического ряда и направляя к продуктовым.
Вспоминается, как в первое их совместное посещение магазина Максим ограничился огромной тушей гуся и приправами, а потом щегольнул поварскими навыками… Однако сейчас он сразу кидает в тележку курицу-гриль. Три штуки. Потом выгребает десяток салатов из застеклённых холодильников, за ними следуют батон ветчины и приличный ломоть сыра. Алексу остаётся только вздохнуть и натянуто улыбнуться. Нет, ему не кажется, в этих продуктах есть что-то экстраординарное, но до сих пор он привык закупаться подобным образом преимущественно в праздники. И то – лишь начав работать и сняв с плеч матери часть забот о наполнении холодильника. И хотя сейчас у него есть деньги, тоскливое чувство, в простонародье зовущееся «жабой», мешает насладиться процессом закупки.
А вот Максим кажется одновременно озадаченным и счастливым. И он вовсе не бездумно отправляет в тележку всё, что видит, нет, он явно выбирает. А когда очередь доходит до трёх коробок замороженной пиццы, даже решает робко оправдаться:
– Обычно я не ем такую вредную пищу… но иногда очень хочется.
И было мелькнувшая в голове Алекса мысль, попросить его остановиться, так и остаётся лишь мыслью.
«Да и что он обо мне подумает? Что я не могу себе позволить даже нормальную еду?»
Нет, в своё время Алексу хватило жалостливых взглядов после смерти отца. И той крошечной пенсии по потере кормильца, ради которой приходилось таскаться с матерью по многочисленным кабинетам… и тех государственных подарков на новый год, и льготных путёвок в летние лагеря, и клейма «малоимущий» на подготовленных для поступления документах…
Но сейчас он уже не ребёнок. У него есть свои, заработанные, деньги. И он их потратит, как считает нужным, даже если на полную хрень.
С этой уверенностью Алекс подкатывает тележку к кассе. И пока миловидная девушка пробивает товары, почти даже не следит за неумолимо растущей на дисплее суммой. Но увидев итоговую стоимость, равную примерно четверти его ежемесячной зарплаты, невольно вздрагивает – а Максим почему-то выбирает именно этот момент, чтобы вытащить со стойки с мелкими товарами большую пачку презервативов и бросить на резиновую ленту конвейера.
Гордость, жадность и здравый смысл тут же вынужденно капитулируют перед единственным желанием: свалить из магазина побыстрее.
Но сначала надо бы расплатиться. И Алекс покорно выуживает из недр кармана пять бумажек по одной тысячи. Забирает несколько пятёрок сдачи. Но подумав – отдаёт обратно, ведь про пакеты-то они забыли.
Пальто приходится одеть, потому что руки заняты набитыми пакетами. Причём Максим забирает себе четыре, а Алексу остаётся только два. Но на этот раз гордость издаёт лишь тихий писк и затыкается.
До нужного дома минут пять ходьбы. На двери нет домофона, а внутри – лифта, но подъём на пятый этаж заставляет Максима лишь слегка запыхаться. Алекс не подаёт вида, что устал, хотя руки его почти отваливаются, а спина настолько взмокла, что кажется, пальто промокло насквозь. А за дверью снятой им квартиры обнаруживается настоящий апокалипсис.
Нет, их, конечно, предупреждали, но…
Во-первых, прихожая: небольшая, квадратная, из которой по идее можно попасть на кухню, в туалет и комнату, перегорожена ёлкой. С игрушками. Такое чувство, что упоминая вечеринку на прошлых выходных, Маша имела в виду конец затянувшихся новогодних гуляний.
Во-вторых, кухня, которую можно полностью разглядеть от двери: узкая и длинная, на её полу почему-то развёрнут ковёр, а от стола тянет такой вонью, словно недоеденные салаты и прочая еда, почти не идентифицируемая из-за расстояния и старости, протухла ещё в прошлом году.
Что касается большой комнаты, часть которой так же видно из прохожей – в ней всего лишь били посуду, стреляли конфетти и разливали шампанское. И это ещё не ясно, что там с огромной кроватью, спрятавшейся в другой её половине…
– Как у тебя с уборкой? – спрашивает Алекс, стоя на пороге и пока не пуская Максима внутрь.
Хотя ему, наверняка, всё и так прекрасно видно поверх его головы.
– Может, лучше позвать специалистов?
– Каких? Тех, что места преступлений от крови отмывают?
– Типа того.
Алекс пока не проверял, сколько конкретно налички осталось в его закромах, но что-то подсказывает – подобные траты для неё станут фатальны. А потому мотает головой.
– Я верю, что ты сможешь.
И перешагивает порог, опуская пакеты у стенного шкафа.
– Я?
Максим протискивается следом и тоже избавляется от груза.
– Да, ты, – Алекс поднимает голову, любуясь недоумением на его лице, постепенно переходящим в возмущение, а потом отступает назад, за пределы квартиры. – Мне надо по кое-каким делам.
– Вернёшься домой?
– Да. Вещи собрать и… Ты ведь не против моего общества?
В ответ Максим поджимает губы и переплетает руки на груди.
– А меня, значит, оставляешь прибраться?
– Ну… кто-то тратит деньги, а кто-то занимается хозяйством… – Алекс подмигивает и отступает ещё. Но тут вспоминает о своём обещании и вытаскивает из кармана несколько бумажек. – Вот. Купи себе что-нибудь недорогое. А то после уборки со скуки помрёшь.
И не взглянув Максиму в глаза, сбегает по лестнице. На самом деле, он хотел бы купить ему какой-нибудь крутой смарфон. Из флагманов. Чтобы красиво и стильно смотрелся в руке. И чтобы хоть немного улучшил настроение. Только вот подобная игрушка Алексу не по карману. Сейчас. И вряд ли станет когда-нибудь в будущем.
«Я словно взялся позаботиться о чужом экзотическом питомце… и хочу оставить его себе.»
Дорога домой занимает не больше получаса, однако, когда он подходит к подъезду, часы уже показывают четыре. Алекс медленно поднимается на свой третий этаж, чувствуя, как с каждой ступенькой всё больше тяжелеют ноги. Дверь открывает своим ключом. В прихожей темно, в комнате тоже стоит полумрак – из-за задёрнутых штор. Мама лежит на диване. Возможно, она спала, но сейчас глаза открыты. Рядом на тумбочке – браслет-манжета для измерения давления и коробка с лекарствами.
Укол вины заставляет Алекс склонить голову и молча сесть рядом.
Он не приготовил никакой речи. Поэтому просто смотрит на сцепленные перед собой пальцы и ждёт.
– Ты знаешь, что среди голубых самый большой процент заболевания СПИДом?
И это первое, что он слышит. Сжав кулаки, Алекс поднимает взгляд на зеркало в дверце шкафа. И в отражении видит застывшее лицо матери.
– Это всё, что тебя волнует?
– Всё, что меня волнует – это ты! – она приподнимается на локте, и белое полотенце с её лба съезжает на подушку. – Господи, как тебя угораздило-то?!