Он не продержится и секунды…
Нет!
Это слишком больно!
Тугая волна сталкивается с преградой, и Алекс закусывает губу, но заглушить собственный разочарованный стон у него не выходит. Он выгибается, запрокидывает голову, пытается уйти бёдрами в сторону, избавиться об безжалостного кольца, сдавившего член… но его ягодицы властно придавливают обратно к кровати.
– Можно я войду в тебя? – севшим голосом спрашивает Макс, оставляя хотя бы мошонку в покое.
Алекс не отвечает. Он пытается свести вместе колени. Но замирает от тянущего ощущения покидающих уже растянутое и даже натёртое место пальцев в подсохшем презервативе.
Его что, отпускают?
Непохоже. Член всё ещё сжат.
Но что он там делает?.. Неужели...
– Максим! Это больно!
– Немного. Но тебе понравится. Обещаю.
Теперь основание члена стягивает не тугое кольцо сжатых пальцев, а завязанный презерватив. Он врезается тонкой болезненной резинкой. И Алексу уже становится совершенно не смешно. То есть, он и до этого не смеялся, но и паниковал не то чтобы сильно. В конце концов, привык уже к неожиданным выходкам Макса. Но сегодня этот парень явно перешагнул все границы.
Алекс будто оказался в ролевой.
И сейчас с ним не Макс. А Маркус. Безжалостный и эгоистичный.
Не зная, чего ещё от него ждать, стараясь не обращать внимания на резкую пульсацию в члене, Алекс настороженно прислушивается к тихим звукам. Макс снова отошёл, но вот уже снова подходит. Его немного шершавые пальцы касаются щиколотки. И одна из верёвок наконец-то спадает. Только вот вместо того, чтобы освободить и вторую ногу, Макс берёт первую под колено… и подтаскивает зад Алекса ближе к краю кровати!
Естественно, сопротивление бесполезно.
Член прижимается к промежности. Потирается об неё. И это было бы даже неплохо, если бы не ощущение, что собственный член Алекса сейчас просто взорвётся.
– Можно я войду? – мягко и вкрадчиво повторяет Макс, не прекращая то сталкивать его в бездну, но затапливать волнами резкого удовольствия.
И тут рука, не занятая коленом Алекса, ложится на его перевязанный член и начинает, надавливая, двигаться вперёд и назад.
Алекс чувствует, как его пупок заполняется его же смазкой. Искусанные губы болят. Верёвки врезаются в запястья… но всё это лишь бледная тень по сравнению с пульсирующей агонией в его паху.
– Ин-наче… ты не д-дашь… мн-не кончить?
Дыхания не хватает. Мелкие резкие вздохи не успевают наполнить лёгкие кислородом, как он их уже покидает.
– Это было бы очень жестоко, – голос Макса всё больше и больше напоминает кошачье мурлыканье, только низкое и густое. – Но подумай сам, разве сейчас не самый подходящий момент? Я тебя уже подготовил. Так чего ты боишься? Боли? Но тебе уже больно в другом месте… Джеф, не упрямься. Твоё тело не против. Конечно, обычно без практики кончить с первого раза от одной только анальной стимуляции почти нереально – но сегодня всё для тебя. Давай, скажи «да»… и позволь мне подарить тебе самое лучшее, на что я только способен.
«Какой же ты… говорливый сегодня!»
Давление. Потирания. Елозанье. Макс прижимается всё теснее, всё яростнее. А его рука на члене Алекса ужасающе точна – словно раскалённое жало, раз за разом пронзающее нервы… и вырывающее целые острова из сгустков мыслей.
Но разум пока ещё мечется. Пока ещё отказывается сдаваться.
И вдруг Алекса заставляют поднять ногу выше, разогнуть – колена тут же касается влажный язык. И вместе с лёгкими прикосновениями губ смещается туда, где кожа тоньше и нежнее. Сознание начинает трещать по швам. Крошиться и рассыпаться. Осколки пронзают тьму слепящим блеском. Горло пересыхает. Мышцы готовятся лопнуть…
И тут член Макса останавливается. Его головка прижимается к растянутому ранее, но уже успевшему вновь плотно сжаться сфинктеру. И что-то прохладное капает на бедро. Попадает на мошонку. Стекает вниз. И собирается возле дразняще давящей головки.
– Скажи, что хочешь его, – хрипло просит Макс. – Скажи, что хочешь меня. Джеф, только скажи…
– …
– Громче, Джеф! Я не слышу!
Вместо ответа Алекс толкает себя вперёд.
Смазка помогает насадиться на член. Но по сравнению с пальцами… тот раза в три толще!
Внутри всё цепенеет. Пережидая резкую боль, прислушиваясь к распирающему ощущению, Алекс на какое-то время даже забывает про свой перевязанный член. Но вот Макс немного подаётся к нему…
– А-а, подожд-
– Xорошо. Жду. Скажешь, когда можно…
Сквозь грохот крови в ушах, Алексу кажется, что он слышит едва сдерживаемое напряжение в охрипшем голосе Макса. И ему это нравится.
А острая резь между ягодиц тем временем тупеет. И растянувшая его толщина понемногу становится словно продолжением собственного тела.
– Д… давай.
Макс толкается вновь. И оказывается, его член ещё не вошёл даже до середины!
Стальные пальцы втыкаются под колено. И эта боль помогает пережить новое натяжение там, внутри. Алекс уже даже не пытается контролировать дыхание. Только без конца облизывает пересохшие губы. Толчки отдаются в теле странным чувством ожидания. Заставляют чувствовать себя заполненным и сдавшимся. Отдавшим себя. Свою гордость, свой страх и свой стыд. Он чувствует, как его колено отпускают, но берут за бёдра, поднимая над постелью. Он чувствует, как подпрыгивает и бьётся о живот его собственный член. Он почти успел забыть о нём… И вот снова это болезненное напряжение, эта накатывающая одна за другой волна, разбивающаяся о преграду… Его уволакивает всё дальше в бесконечную глубину, превращая с единый сгусток оголившихся нервов. Кости плавятся. Плоть не знает, где кончается и начинается чужое тело. Боль превратилась в наслаждение, а наслаждение в боль. Они обволакивают его, растворяют в себе, заставляя поверить, что ещё немного – и он просто умрёт, не способный выдержать, осознать, сохранить себя целым… И когда раздражающая резь вдруг исчезает, сознание Алекса окончательно раскалывается и разлетается, сгорая никчёмным мусором в вспыхнувшей темноте. Мышцы выкручивает, горло горит, но внутренности уже заполняет бесконечная усталость и невыразимое ощущение законченности, завершённости, после которой больше ничего не имеет значения.
Глава 11. Ну как? Покувыркались?
****
Mир бeз повязки кaжетcя слишком цветным. Слишком большим, слишком ярким. И в то же время утратившим что-то от сокровенной глубины. Поэтому когда Макс отвязывает Aлекса от кровати и помогает снять повязку, он вновь натягивает её на глаза. И на ощупь забирается под сбившееся одеяло. Oн уже видел достаточно: и знакомую комнату-студию и новую широкую кровать с резными спинками, и настороженное лицо Максима.
Под одеялом спокойней. Всего несколько минут назад Алексу было невыносимо жарко, сейчас же его бьёт озноб. Хочется сжаться и стать как можно меньше.
– Хочешь в ванную?
Вместо ответа мотание головой. Скрип дерева подсказывает, что Макс только что сел рядом. И когда тяжёлая ладонь ложится поверх покрывала на плечо, Алекс не вздрагивает. Hи от неожиданности, ни от чего бы то ни было другого.
Скрип повторяется – тяжелее, надрывнее – и вот его уже обхватывают две длинные руки. Словно ребёнок обнимает игрушку. Прижимает к себе. Гладит по голове. Дышит и целует в макушку.
И озноб постепенно отступает.
– Сколько времени? – наконец тихо спрашивает Алекс. Tихо не потому, что боится заговорить громче, а просто сил в голосе недостаточно. Всё осталось там. В темноте, жаркой агонии и опустошении.
– Скоро девять, – также приглушённо отвечает Макс. – За маму не беспокойся, она звонила после полуночи… я сказал, что ты выпил и уснул. Kажется, она не слишком обрадовалась, но и не слишком обеспокоилась. Ты часто устраиваешь подобное?
Алекс снова мотает головой. Потом высовывает руку из-под одеяла и чуть сдвигает повязку с одного глаза. Щурится. И утыкается лбом обратно в грудь Макса.