– С-
«-оболезную», – едва начав произносить слово, Алекс осекается. Слишком уж сухо и официально оно звучит. Так что он подбирает другой вариант:
– Мне очень жаль.
В трубке снова раздаётся смешок.
– Мне тоже! А знаешь, что забавно? Eсли бы я так и не решился зайти за калитку, её бы ещё хрен знает сколько времени считали живой!
«За калитку?..»
Сидя посреди комнаты на разложенной карте, тупо пялясь на небольшой планшет с уменьшенной копией этой карты, Алекс встряхивает головой, заставляя себя сосредоточиться на более важном.
– Так, значит, больница скрывала её смерть? Чтобы вытянуть побольше денег из твоего отца?
– Ха-ха!
– Что?
– Зачем им так рисковать?
Голос Максима становится всё веселей, только эта весёлость пропитана горечью.
– Хочешь сказать… – внезапное головокружение вынуждает Алекса упереться в пол рукой, – …что твой отец обо всём знал? И сознательно платил им двадцать пять лет за молчание, считая, что из-за своей фобии ты никогда не сможешь «зайти за калитку» и узнать правду?.. Но как же твоя сестра? Другие родственники?
– Пф!.. Насчёт Иринки – точно не знаю, это её дело… но я всегда думал, что хотя бы из интереса она захочет повидать мать-психичку… даже если стыдиться её… А другие родственники… хм-м… Слышал, мой дедушка возлагал большие надежды на дочь, но когда та оказалась в психушке – просто вычеркнул её из своей жизни… и уехал в Америку. Тогда было много эмигрантов. Все ближайшие родственники, которым удалось к нему подлизаться, отправились за ним следом, остальным же осталось только подлизываться уже к моему отцу…
«В Америку? Так сначала эта семья перебралась в столицу, там разбогатела, а потом укатила за границу?»
– …только вот он уже не спешил кого-то поддерживать, – продолжает Максим почти равнодушно, посреди рассказа растеряв всю свою наигранную весёлость. – С самого детства я только и слышал про «троглодитов» и «пиявок» из глубинки… Моему отцу никогда не было дела ни до моей матери, ни меня, ни до Ирки, ни даже до своих родителей – ведь это они вынудили его жениться по расчёту – что уж говорить о более дальних родственниках?
– Но… – эти странные семейные взаимоотношения как-то не очень укладываются в голове у Алекса. – Твой отец… зачем ему было скрывать смерть жены? Может, он не хотел травмировать тебя и делать сиротой так рано?
Снова смешок. Потом хохот – о него звенит в ушах. Как вдруг звук прерывается. Алекс ошеломлённо вслушивается в тишину, как вдруг телефон оживает звонкой трелью, заставив его подпрыгнуть на месте.
– Прости, случайно не туда нажал, – объясняет Максим. – Джеф, тебе всё-таки не мешает научиться снимать розовые очки. Хотя бы на время.
Алекс кусает губы и смотрит на карту перед собой: линии, точки, значки – все они сливаются в замысловатый узор, который, однако, кажется совершенно бессмысленным. Алекс знает, что Максиму сейчас тяжело, но вместо слов утешения у него почему-то вырываются одни лишь бесчувственные вопросы, попытка же найти оправдание действиям Юрия Васильевича – только ещё больше рассмешила Максима. Поэтому Алекс не знает, что ещё он может сказать.
– Я сейчас еду на встречу к отцу, – доносится из трубки уже серьёзнее. – Хочу выяснить кое-что, прежде чем поднимать шум…
– Шум? Ты хочешь… посадить его в тюрьму?
– Я? «Первого адвоката всея Руси»? – на этот раз Максим только тихо хмыкает. – Нет, я даже не уверен, что смогу привлечь к ответственности психушку…
У Алекса сжимается сердце. До него только сейчас доходит, что во всей этой ситуации может быть замешано слишком много влиятельных людей…
– Тебе ведь… ничего не сделают?
– М-м-м… даже не знаю. Будем надеяться, что нет?
Снова этот весёлый тон! Как легкомысленно!
Алексу страшно. Но он чувствует, что не имеет права останавливать Макса. Однако неприятное предчувствие всё глубже проникает в грудную клетку и наполняет рот горькой слюной. Хочется бросить всё и сорваться, полететь в Москву, поймать этого отчаянного парня, встряхнуть его, посмотреть в глаза…
– Эй… я ведь ещё увижу тебя?
– Не дрейфь. Они были слишком спокойны для тех, кого поймали на жаренном. Даже показали мне документы двадцатипятилетней давности – заключение о смерти и всё в этом роде. А на такие вопросы, как: «Почему об этом заключении никому не известно?» или «С какой стати кто-то платил вам за мёртвого пациента?» – думаю, моему отцу не сложно будет придумать правдоподобные ответы. Перед лицом закона. Только вот на меня эти отмазки не подействуют.
– А если ты попытаешься понять шум?
Внезапное молчание Максима заставляет Алекса изо всех сил закусить губу. Наконец по ту сторону трубки резко выдыхают:
– Тц! Всё-таки мне надо было пройти независимого психиатра…
Сглотнув комок в горле, Алекс кивает. Кивает сам для себя.
– Не делай глупостей.
– Хорошо… так, мы уже подъезжаем… я потом тебе ещё позвоню, передавай привет маме.
Завершившийся звонок оставляет после себя привкус металла во рту и тяжесть в груди. Алекс продолжает тупо смотреть на карту, уже забыв, зачем вообще её разложил. И лишь взгляд на часы напоминает ему, что уже пора выходить из дома.
И Алекс выходит, захватив планшет. Неизвестно, сколько ещё осталось денег на вставленной в него симке, но как бы не был дорог мобильный интернет в роуминге, на поиск подходящего маршрута должно хватить – в конце концов, Алексу нужен только список автобусных номеров.
Однако, ещё даже не переступив порог, он сталкивается с проблемой иного рода: плохо работающая голова. Иначе как объяснить тот факт, что Алекс решил отправиться в путь босиком?
Да и автобусную остановку ему удаётся найти, только скорректировав своё движение с интерактивной картой. А найдя, приходится озадаченно остановиться у пешеходного перехода, пытаясь понять, остановка на какой именно стороне дороге ему нужна.
Но так или иначе, Алексу всё же удаётся добраться до больницы, пусть и на полчаса позже, чем планировалось.
Надежда проводит его до палаты, никак не прокомментировав такую задержку, и впервые знакомит Алекса с врачом. Причём этот врач оказывается довольно привлекательным мужчиной лет пятидесяти – не красивым, но явно следящим за собой: начиная с тщательно выбритого подбородка и аккуратной стрижки до новенького халата и начищенных кончиков ботинок – во всём чувствуется нескрываемый лоск. Пока мужчина что-то говорит, а Надежда переводит, Алекс рассеянно наблюдает за обоими. Конечно, он слушает. Точнее – старается слушать. Но сознание упорно не желает извлекать смысл из слов, вливающихся в одно ухо и выливающихся из другого. Да, информация несомненно важная, ведь касается его матери, только вот половину сказанного Алекс просто не способен понять, как бы не пытался – используемые термины ему не знакомы: «коронарная артерия»? Что это? «Аорта»? «Желудочки»? Разве операция была не на сердце?
К тому же, в его голове не перестают крутиться разные отвлечённые мысли, вроде того, как и о чём сейчас разговаривает Максим со своим отцом.
Однако подвести итог словам врача Алекс всё же способен: ещё рано окончательно делать какие-то выводы, но в целом операцию можно считать удачной, и теперь его маме нужно только время и уход, чтобы восстановиться. И полный душевный покой.
– Спасибо. Я понял…
– Пойдешь к ней? – спрашивает Надежда, когда врач уходит.
– Конечно, – кивает Алекс, косясь на её накрашенные губы.
Помада не яркая, но явно свежая. Женщина не обменивалась с врачом никакими странными или многозначительными взглядами, однако эти двое держались рядом друг с другом очень свободно. Алекс бы даже сказал, что они стояли слишком близко…
И опять его мысли утекают куда-то не туда.
Мотнув головой, Алекс заходит в палату. Надежда остаётся снаружи. Точнее, стоит ему переступить порог, как из коридора доносится удаляющийся стук каблуков.
Однако всё внимание Алекса уже переключилось на его маму. Зайдя за ширму, он приседает у медицинской кровати.