— И горный мед…
— Красный? — уточнил Леон чуть дрогнувшим голосом.
— Красный, — подтвердил Карл. — Почти оранжевый.
— Ты задумал черное дело, Карл Ругер, — покачал головой Мышонок, но взгляда от уменьшенной, но от того не менее прекрасной, копии Рога изобилия не оторвал. — Ты решил уморить меня посредством моих же собственных пороков.
— Из коих чревоугодие не самый главный, — засмеялся Карл. — Вперед, Лон! Но не забудь, с тебя причитается рассказ!
— Достоинства и недостатки суть две стороны одной монеты, — назидательно поднял вверх палец Леон. Казалось, он был совершенно серьезен, и даже разыгравшийся при виде всего этого великолепия, аппетит отступил в сторону, чтобы не мешать Мышонку, говорить. — Чем бы мы были, если бы состояли из одних достоинств, Карл? Плоскостью, не имеющей глубины.
— Продай эту идею кому-нибудь из Геометров, — предложил Карл. — Насколько я знаю, даже у Стига нет определения объекта, имеющего поверхность, но не имеющего толщины. Точка есть, линия есть, а…
— А плоскости нет, — кивнул Леон. — Но то, что не имеет глубины, не представляет в моих глазах никакой ценности. Ты можешь представить себе поверхность, у которой нет другой стороны?
— Могу, — снова улыбнулся Карл и, вытянув из манжета кожаный ремешок, перекрутил его и, соединив концы обратными сторонами, показал Леону. — Изволь. Ты можешь провести пальцем по поверхности ремешка и убедиться, что сейчас у него всего одна сторона, а не две. [38]
— Что за… — Мышонок провел пальцем по кожаной полоске, и брови его снова взлетели вверх. — Как ты это сделал?
— Но ты же все видел собственными глазами, не правда ли? А теперь убедился в моей правоте и на ощупь.
— Да, но… Постой! — Мышонок сиял. — У твоего ремешка все равно есть толщина.
— Есть, — согласился Карл. — Но представь, что это не так. Например, что поверхность этой кожаной ленты состоит из точек, у которых нет объема.
— Представить…
— Замени, для начала, кожу на шелк.
— Д-да… и что?
— А теперь на тончайший слой воды…
— Боги! — неожиданно взмолился Леон. — Сейчас я сойду с ума, и этот чудный паштет пропадет зря!
— Ерунда! — от души рассмеялся Карл. — Ты его будешь есть даже с петлей на шее.
— А вот про ужасы не надо, — сразу же поднял перед собой ладони Мышонок. — Не надо! А то у меня пропадет аппетит или испортится пищеварение.
— Ладно, не буду, — Карл примирительно улыбнулся и, достав из корзины одну из бутылок, оценивающе взвесил ее в руке. — Как полагаешь?
— Вот и славно, — сразу же согласился Леон и вздохнул с явным облегчением. — Разливай, и поговорим лучше о песне.
— А что с ней не так? — спросил Карл, откупоривая бутылку.
— А ты что, действительно, не знаешь?
— Не знаю, — спокойно ответил Карл, разливая вино по кружкам. На самом деле, кое-что он об этом знал, но именно, кое-что. И только поэтому, собственно, и завел о ней сейчас разговор, предполагая, что Мышонок может знать много больше. И, разумеется, не ошибся.
— Чудеса! — Мышонок даже забыл о вине, глядя на Карла с выражением искреннего удивления, граничившего, пожалуй, с потрясением. — Ты меня не обманываешь?
— Леон, друг мой, — торжественно объявил Карл, не забыв, впрочем, поднять кружку. — Клянусь богами и богинями, я говорю правду, истинную правду и ничего кроме нее.
— Ладно, — Леон задумчиво посмотрел на свою кружку и, неуверенно протянув к ней руку, поднял и взвесил в руке. — Возможно, я погорячился. Просто я привык, что ты знаешь все, а это не так.Всего не знает никто .Даже боги .
— Ты так думаешь? — было что-то в интонации Мышонка, что заставило Карла насторожиться.
— Язнаю , — улыбка сошла с губ Леона, и глаза его вдруг стали пустыми, словно смотрели сейчас куда-то, куда Карл, при всем своем желании, не мог заглянуть.