– Луч света в темном царстве, – произнес Язон. – Он послужит мне утешением, пока во тьме колонисты будут точить свои ножи.
Однако утешение не приходило. Лишиться поддержки и совета Дуна – вот что больше всего страшило Язона. К добру или ко злу. Дун был его опорой в жизни; с тех самых пор, как Дун нашел его, Язон знал, что ничего непоправимого в его судьбе не случится – Дун был всегда рядом.
А теперь кто поддержит его, когда он оступится? И все‑таки, понял Язон, это означало свободу, потому что с этого момента никто не убережет его от последствий собственных поступков. "Не такой свободы я жаждал. Мне хотелось детства, а Дун не дал мне его; все эти годы он заменял мне отца, а сейчас гонит прочь из родного дома amp;.
– Я никогда не прощу тебе этого, – сказал Язон.
– Ну так что ж, – пожал плечами Дун. – Я вовсе и не ждал, что кто‑то меня полюбит.
Затем он как‑то странно улыбнулся, и Язон понял, что вся его бодрость была напускной.
– Зато я тебя люблю, – произнес Дун.
– Я так похож на тебя, что любить меня – это чистой воды нарциссизм. – Язон не старался смягчить свои слова.
– Я люблю в тебе именно то, что от меня не зависит, – ответил Дун. – Где я разрушаю, ты вновь отстраиваешь. Я создал для тебя хаос, мир утративший форму. Ты тот свет, которому суждено пролиться на тьму.
– Не терплю заученные фразы.
– Прощай, Язон. Тебя ждут колонисты – послезавтра они примут сомек, и вы отправитесь в путь.
Лэрд отложил перо и посыпал песком пергамент, чтобы чернила быстрее высохли.
– Теперь я понимаю, почему мне так хочется, чтобы ты никогда не появлялся в моей жизни, – сказал он.
Язон лишь вздохнул в ответ.
– Ты верно тогда сказал. Самые сильные мои воспоминания принадлежат тебе.
– Я был не прав, – возразил Язон. – То, что ты помнишь мои слова, еще не означает, что они были правдой. Как не означает, что я и сейчас верю в то, во что верил тогда.
– Иногда я забываюсь и пытаюсь проникнуть взглядом в мысли людей, но не могу, хотя знаю, как это делается. Такое ощущение, будто кто‑то отрубил мне руку. Или заткнул уши, или вырвал язык.
– И все‑таки, – перебил его Язон, кивнув на выструганное им топорище, – хоть я и режу дерево, как пожелаю, его сила, его форма определяется, когда оно лишь зарождается в семени. Ты можешь делиться с людьми воспоминаниями, можешь перенимать у них опыт, однако не память делает тебя. В структуре нашего мозга присутствует что‑то незримое. Это было доказано, еще когда в мозг человека попытались скачать чужие воспоминания. Его жизненный опыт, его прошлое – ведь мозг, просыпающийся после сомека, пуст, не так ли? Однако новые воспоминания почему‑то не приживались. Человек знал только одно, искусственно вживленное прошлое, он искренне ВЕРИЛ, что раньше был другим, но воспоминания эти были невыносимы для него. Они не соответствовали его внутреннему "я".
– И что с ним случалось дальше?
– Они… вообще‑то таких людей было несколько. Все они сошли с ума. Их прошлое было не правильным, как здесь сохранить рассудок?
– А я тоже сойду с ума?
– Нет.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что, сколько бы моих воспоминаний ты в себе ни хранил, где‑то в глубине твоего разума есть место, где таится особая частичка тебя, где ты – это только ты, где твои воспоминания находят отклик.
– Но твои воспоминания что‑то изменяют во мне самом.
– Я тоже изменяюсь, – пожал плечами Язон. – Неужели ты думаешь, что я остался прежним, обладая даром познавать внутренние стороны человеческой жизни?
– Нет.