Зимой она не пропускает ни снег, ни воду.
– Вижу, она и иголки не пропускает. Нараставшее внутри Лэрда раздражение обратилось в веселую дерзость. И сдерживаться он не собирался:
– Давай работай, хоть мускулы себе подкачаешь. Язон тоже не намеревался уступать и с язвительной улыбкой вручил мальчику башмак. Лэрд перехватил его поудобнее и одним круговым движением шила ловко продырявил кожу. После чего кинул башмак обратно.
– Ого, – только и сказал Язон.
– Тест, – напомнил Лэрд.
– Я прошел его. Хотя не должен был. Потому что ответ на второй вопрос был найден группой видных ученых из другого университета всего за несколько месяцев до этого. А на третий вопрос, который я наполовину решил… в общем, на него не мог ответить НИКТО. Это послужило сигналом тревоги для компьютера. А компьютер послужил сигналом тревоги для Дуна. В мире появилась новая диковинка, человек, которого стоило завербовать на свою сторону.
Лэрд смотрел на него с благоговением:
– И ты еще ребенком ответил на вопрос, на который не могли найти ответа все ученые вселенной?
– Ну, на самом‑то деле все не так впечатляюще. Дело в том, что сомек выключает из жизни не только обычных людей, но и физиков, математиков и прочих ученых. Обе проблемы должны были быть решены еще столетия назад. Однако лучшие умы быстрее остальных достигали высших Уровней сомека – они бодрствовали считанные месяцы и Спали никак не меньше шести лет. Таким образом, добиться чего‑то могли только второсортные ученые, которые бодрствовали дольше. Каждый народ когда‑нибудь достигает
Этого этапа. Люди всячески опекают своих гениев, окружают почестями, чествуют наградами – в общем, доводят до такого состояния, когда они просто теряют способность творить. Никакой я не гений. Просто у меня работали мозги, да и сомек меня волновал меньше всего на свете.
– Значит, Абнер тебя завербовал?
– На самом деле он с самого начала следил за мной – с помощью компьютеров и Маменькиных Сынков. В любую секунду меня могли схватить. Он видел, что я направился к Радаманду, и подслушал наш разговор – в то время у всех стен и вправду имелись уши. Он знал, что я записал свою мать в колонисты. Эта детская жестокость… он нашел ее совершенно очаровательной.
– У тебя не было выбора.
– Не было. Однако очень часто люди действуют так, будто этот выбор у них есть, и лишаются всего, поскольку не в их силах оказывается это осуществить.
– И что случилось потом?
– Не скажу. Сначала запиши то, что я тебе только что рассказал, и свой сон об Абнере Дуне. Изложи эти истории ясным, простым языком, и сегодня ночью тебе приснится новый сон.
– Ненавижу эти сны!
– Почему? Я ведь не Дун.
– Когда я просыпаюсь, то уже не помню, кто я, а кто ты. Язон ткнул пальцем себе в грудь.
– Я есть я. Ты есть ты.
– Это не ответ.
– Это единственный возможный ответ. То, что находится в твоей телесной оболочке, движет твоими руками и ногами, – это ты. Даже если мои действия остаются у тебя в памяти, это все равно ты.
– Я не посылал свою мать на другую планету, чтобы больше никогда не видеть ее.
– Да, – кивнул Язон. – Этого ты не делал.
– Тогда почему же я так стыжусь этого поступка?
– Потому что у тебя есть душа, Лэрд. Ее существование было доказано еще во время первых экспериментов с сомеком. Добровольцы принимали сомек и лишались памяти, а при пробуждении им давали чужие воспоминания. С крысами, как ни странно, это удавалось. Хотя попробуй представь себе крысу, совершающую действия, которые другая крыса бы не одобрила. Люди просыпались с воспоминаниями о поступках, которых они никогда не могли бы совершить.