– A, пустяки, – уклонился от прямого ответа Дубов. – Егор Трофимыч тут подкинул одно деликатное заданьице... Ну хорошо, не будем отвлекаться. Значит, Железякин и те трое над вами надругались, а потом повесили...
– Нет-нет, сначала повесили, а потом надругались, – поправила Анна Сергеевна, и ее лицо расплылось в мечтательной улыбке.
– И где это произошло?
– В каком-то затхлом помещении. Помню, там очень неприятно пахло бензином и, по-моему, машинным маслом.
– И как вы думаете, это происходило в Кислоярске или где-то за городом? – продолжал расспрашивать Василий.
– Трудно сказать, – после долгого молчания проговорила Анна Сергеевна. – Но ехали мы довольно долго.
– И как ехали? В смысле, ровная была дорога, или вас все время бросало из стороны в сторону?
– Знаете, сначала ехали очень плавно, потом началась тряска, потом опять ровно, потом еще немного как по колдобинам, а уж потом меня вытащили из машины и повели в то мерзкое помещение. – Анна Сергеевна в изнеможении откинулась на койку.
– Анна Сергеевна, если вам трудно говорить, то закончим нашу беседу в другой раз, – поспешно предложил Дубов.
– Нет-нет. – Глухарева приподнялась. – Мне уже лучше. И я все расскажу вам! Только прошу вас, пусть все это останется между нами. И вас, доктор, тоже прошу...
– Как вам будет угодно. Анна Сергеевна, а известно ли вам, за что они решили вас убить?
Еще немного помолчав, Глухарева ответила:
– Знаете, всему своя мера. Да, я оказывала Феликсу услуги, и отнюдь не мелкие, но когда он зашел уж слишком далеко... – Анна Сергеевна замолкла.
– Насколько далеко? – заинтересовался не только Василий, но даже и доктор Серапионыч.
– Он потребовал, чтобы я... Нет, не спрашивайте! Я решительно отказалась. И тогда он пригрозил, что это плохо кончится. И так оно и кончилось.
– Пока еще ничего не кончилось, – покачал головой Дубов. – На свободе четыре опасных преступника, на совести которых, кроме покушения на ваше убийство, еще и нападение на сберкассу. Так что расследование только начинается. Вы слышали, о чем они разговаривали?
– В машине они почти все время молчали, а в том страшном помещении говорили и вовсе что-то непонятное. Вы понимаете, в каком я была...
– Но хоть что-то вы слышали? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.
Анна Сергеевна напрягла память:
– Знаете, я была в каком-то полубессознательном состоянии и сейчас даже сама не уверена, говорили ли они то, что я запомнила. Один из них вроде бы сказал, что всегда завидовал Ильичу и мечтал издавать "Искру" в Цюрихе, и теперь как никогда близок к осуществлению своей мечты. A потом другой сказал: "Надо ее убить, так как она слишком много слышала". Феликс ответил: "Не надо, она и без того повязана крепко, нас не выдаст". Тот, другой, настаивал, что надо повесить, а потом изнасиловать. Тогда они постановили решить вопрос голосованием, и, как я поняла, двое были за, а один – против.
– Погодите-погодите, – перебил ее Василий. – Но ведь их же было четверо!
– Видимо, четвертый воздержался, – предположил Серапионыч.
– A что было потом – не помню, – закончила свой жуткий рассказ Анна Сергеевна. – Очнулась только здесь.
– Да, странная история, – поставил диагноз Василий. – Анна Сергеевна, тут вам долго оставаться никак нельзя. Если вы можете встать, то я отвезу вас домой.
– Да, пожалуйста... – Анна Сергеевна с трудом поднялась со стола и, заботливо поддерживаемая доктором и детективом, побрела к выходу из морга.
* * *
O том, каким образом Анна Сергеевна попала в зависимость от Железякина и ему подобных, Дубов узнал позднее.