— Слова воздушными пузырьками всплыли к потолку, с трудом проделывая себе путь через желтизну. Там, на поверхности был кислород, но далеко, далеко…
Как я оказался под душем, вспомнить не смог. Девчонка вся в слезах поливала меня, валяющегося на дне обшарпанной ванны, обжигающе холодной водой, била по щекам, что-то кричала. Я расслышал только:
— Не смей подыхать! Слышишь, не смей! Не смей! Я закашлялся. Вода забилась в нос. Потом меня вырвало. Желтым мёдом.
— Холодно, — наконец произнес я, когда закончились судороги. — Почему такая холодная вода?
— Сейчас, сейчас… — забормотала девчонка. — Сейчас.
Она что-то там накрутила с кранами. Вода потеплела. Но ненамного, я был весь синий и дрожал. Тогда она залезла ко мне в ванную, начала стаскивать с меня промокшую одежду. Прижалась обнажённым телом. Она ласкала меня, целовала со всей силой своего неумения. Я чувствовал, как вода становится все теплее и теплее. Жужжание пчёл отодвинулось, сделалось глуше.
По ночам я слышал, как встревоженно гудит улей.
Соседи были такими же зомби, как и её родители. Я слышал их дыхание через картонные стены. Шуршание чутких ушей по обоям с другой стороны. Их вздохи. Почувствовав меня, они затаились, в ужасе забившись в глубины своих грязных нор.
Мы звонили в двери, но никто не открыл нам. Пришлось взламывать замки. Дверные косяки крошились, как труха, пропуская нас внутрь протухших сот. Внутри была только гниль, рассыпающиеся останки мебели, плесневелые ковры, впитавшие столько грязи, мутных потоков желаний и страстей. Убивать этих зомби было работой. Такой же, как травить тараканов или давить клопов.
Мы входили в квартиры и били. В хозяйстве нашлась монтировка, и теперь моя подруга вовсю орудовала ею, вскрывая черепные коробки и разламывая кости. Я чувствовал благодарность дома за это очищение.
По ночам я слышал, как встревоженно гудит улей. Как летают над головами людей золотые пчёлы. Торопятся, спешат.
— Знаешь, — сказал я ей, когда мы обедали. — Я хочу найти матку.
— Что? — Она подняла на меня свои удивительные глаза-луны.
— Матку. В этом улье должна быть матка, понимаешь? Я слышу постоянное жужжание пчёл. Мы убиваем их, убиваем зомби, от этого дохнут маленькие пчёлы, которые живут в их головах…
— Мне казалось, что в зомби живут куклы?
— Да, когда-то и мне тоже так казалось. Но теперь я слышу другое. Я слышу пчёл. Когда я убивал твоего отца, я слышал пчёл. И в нём не было куклы. Так странно. Нет куклы… Я понял, что кукла — это всего лишь личинка. Золотые пчелы подсаживают личинку в тело человека. Она растет, становится больше и, наконец. превращается в куклу, чтобы потом сделаться пчелой. Это как инкубатор…
— Как в «Чужих»?
— Да, вроде того. Но пчела не рожает эти личинки. Пчела только переносит их. Но где же та матка? Где она? Я хочу найти её и убить. Я так хочу найти её…
— Но как же ты это сделаешь? Это же… — Она взволнованно крутила на указательном пальце змейку. — Наверное, очень трудно. Мы не знаем, где она спрятана, кто её охраняет. Мы ничего не знаем о ней.
— Нужно просто идти за пчёлами. Они обязательно приведут нас к матке. Обязательно. Пчёлы не могут иначе. Не могут.
За окном во дворе колыхалась темнота пополам с тишиной. Всё это было похоже на большой стакан с водкой и кофейным ликером. Темнота оседала в прозрачной водке тишины.
— Я готова, — послышалось из-за спины.
Она стояла у порога. Возле её ног лежала черная матерчатая сумка с широкой лямкой. Внутри угадывались инструменты. Монтировка, молоток и ещё что-то. Кожаная куртка, как всегда, была надета на голое тело. В щель расстегнутой «молнии» на меня смотрел темный сосок. Я закрыл глаза, но две серых луны смотрели на меня из темноты зашторенных век.