Потом — замолчал, затих… и эти несколько минут молчания и ничего не выражающее лицо больше громкого плача напугали притаившегося Джерри. Не меняя застывшего как воск лица, Эрфан поднялся и с первого шага ушел в Межмирье. Без маски, не по зову — ПРОСТО ТАК. Он все чаще уже ходил туда просто так, и Джерри в эти дни клялся себе не входить ни разу в непонятное Межмирье.
С загадочным пространством знакомство все-таки произошло, и без долгих реверансов. Ранним утром Эрфан вытащил сонного, ничего не соображающего парня из постели, вывел и бросил. Пропал. Джерри пошатывался, яростно тер глаза. Сон пропал сразу, как только стала различаться музыка. В груди похолодело. Цирк и пустыня не снились Джерри с той самой ночи перед казнью. Были другие сны, столь же реалистичные и неясные, и все сопровождались музыкой, но он не придавал им значения.
Теперь он стоял, испуганный, босой, по пояс голый, и тупо следил, как ступни облизывает красноватый дымок.
— Я вернусь, врешь, — сказал он, только чтобы услышать звук своего голоса. — Вернусь! Тоже мне, изобретатель.
Джерри еще раз глянул под ноги — а тропа извивалась змеей, менялась, клубилась. Ничего себе! И справа, и слева виднелись такие же тропы, — узкие и широкие, и все живые! Джерри расставил руки, но Межмирье явно не имело стен. В день смерти Дана он помнил розовый коридор. Здесь все было зеленым и коричневым, будто в лесу. Кое-где краска светлела, и Джерри отчего-то понимал — туда можно было бы дойти. Много таких пятен. К каждому вела тропа-змея.
Он не знал, сколько времени так простоял, только радовался, что не холодно, и он не замерзает. Музыка тоже очень претендовала на звание живой сущности — из бравой, маршевой стала игривой и почти салонной. У Джерри был музыкальный слух, не ахти какой, но он и таким гордился.
А диссонанс — вот он. На фоне пасторали — грубый и хриплый рокот. И завывание. Со всех сторон подбирались тени. Подбирались и проявлялись, как пейзаж в зимнем окне, если подышать и оттаять кусочек. Приземистые, темные. Много. Воют. Рычат.
То, что приблизилось первым, могло произойти лишь от тройственного союза кобры, сороконожки и капкана. Зубы по виду сходили за чугунные. Дивная скотина облизывалась, готовилась прыгнуть. И прыгнула. Джерри пригнулся, тварь промахнулась и улетела как-то чересчур далеко, по крайней мере, визг раздался аж с соседней тропы. Принцип расстояний этого Межмирья тоже оказался очень, очень странным. Но на смену уже приходила целая стая, а отбиваться было вовсе нечем. Только руками.
Джерри был весьма успешен и почти невредим до той самой поры, пока зверюги не решили прыгать разом штук по пять-шесть. Это сразу переломило ход драки, и не в пользу человека.
Что-то отвлекло Джерри, что-то по левую сторону… Еще одна тень, гораздо крупнее. Эрфан! Гард и псы, сколько времени он там стоит и смотрит?! Просто смотрит?! Встретив возмущенный и злой взгляд ученика, Иноходец улыбнулся и помахал ручкой. За спиною Эрфана маячила дыра с рваными краями. Вот учитель спокойно развернулся и скрылся в дыре, которая тут же решила затянуться. Джерри что было сил рванулся, стряхнул с плеча очередную скотину и головой вперед, как ныряльщик, прыгнул вслед за Эрфаном.
Выпрыгнул. Проехался грудью и локтями по жесткому ковру, сдирая верхний слой кожи напрочь. Вскочил — еще в бешенстве, еще в азарте драки, не разжимая кулаков. Как дать бы вот в этот наглый глаз!
Эрфан уже не улыбался, и поигрывающие тонкой петлей пальцы как бы говорили — «ну-ну».
— Что это за гадость? — икнув, спросил Джерри. На сегодня впечатлений было слишком.
— Собственно, одни из низших стражей Межмирья. Нравятся? — ехидно вопросил тот.
— НЕТ!
— А ты им, похоже, пришелся по вкусу, во всех смыслах.
— И что, эту… капканокобру нельзя отогнать? Тебя же они не трогают, к тебе они не приходили.