Пальцы сжимались, сжимались… Джерри сунул себе в рот край рубахи, чтобы не заорать, когда длинные тонкие музыкальные пальцы Иноходца свелись в кулак одним движением, и голова Дана упала на землю отдельно от туловища. Кровь зашипела в огне, кровь испачкала, наверное, и небо и землю, и всю степь — декорацию к этой короткой пьесе. Несколько секунд. Никакого сопротивления.
Джерри лежал с подветренной стороны, но запах крови от плюхнувшегося рядом Эрфана невозможно было не ощутить.
— Ты удовлетворен? Есть еще кто-то, кому ты хотел бы отомстить?
— Все… — прошептал парень. — Благодарю, Иноходец.
— Какой вежливый. Пойдем. У нас мало времени, юный висельник, очень мало.
Но сын Шеннона смотрел вперед. Туда, где Вики впрягала в повозку лошадь, туда, где белая, точно полотно, Бэт всматривалась в ночную степь.
— Джерри! — громко сказала она.
Цыганка сильно вздрогнула, испуг передался лошади, и та заартачилась, попятилась задом.
— Джерри, ты здесь? Мальчик мой… Джерри.
Точно слепая, выставив вперед руку, а второй опираясь на палку, Бэт двинулась к зарослям. Бледное лицо со следами побоев, светлые глаза, полные слез, надвигались на того, кто лежал в высокой траве и кусал руку, принуждая себя молчать, молчать.
Звон браслетов рассеял наваждение. Смуглые руки Вики, которая справилась с конем, обняли сзади Бэт за дрожащие плечи.
— Успокойся, — прошептала цыганка. — Там никого нет. Забудь все, что видела, дорогая, пожалуйста, поедем.
— Джерри, — застонала та, — маленький мой…
— Ему хорошо сейчас, Бэт. Ему не больно. Светло и радостно. Пойдем, Бэт. Оставь в покое его душу, не зови.
— Джерри пропал, Вики. Мальчик сбежал посмотреть львов. Что я скажу Шеннону, когда он вернется?
— Пойдем, Бэт, — повторяла цыганка, судя по голосу кусая губы. — О, дорогая, тебе нужно отдохнуть.
Бэт позволила увести себя в повозку, но в тишине все еще слышны были горькие полувсхлипы-полустоны.
— Неаккуратно вышло, — мотнул головой Эрфан. — Что ж ты не сказал, чтобы не при ней. Кто она тебе — мать?
— Да, — сказал парень и посмотрел Эрфа-ну прямо в серый туман прищуренных глаз. — Да.
— Врешь. Но правильно врешь. Уместно. Кажется, на обратном пути обессилевший Джерри споткнулся.
Эрфан по возвращении в дом выглядел очень живым и даже румяным.
— Все! — хлопнул он в ладоши. — С приятными подарками закончили. Начинаем трудовые будни. И первым делом приказываю тебе вымыться. Четыре несчастных животных денно и нощно трудятся там во дворе на подаче воды из колодца, а кухня эту радость греет в котлах, так что мыться и чиститься ты будешь раза по три в день.
— Чего? — прошептал Джерри, почти не слыша благодетеля. — Зачем?
— Пахнет от тебя, ей-боже. Или что, муха — лучший глашатай? Такая ваша актерская примета?
— Не… знаю, — Джерри присел. — Я не…
— О-о, — пропел Эрфан и больно потянул его за подбородок. — Вот так ученичка я приобрел. Встать, скотина!!!!
Джерри вскочил, очнувшись, глядя испуганно. В памяти резво ожила картина отделения головы Дана от тела.
— В подвал к ванной бегом!!! Потом ко мне, в библиотеку, еще быстрее! Понял? Не слышу!
— Да.
— Да, хозяин. Ну, так отчего я до сих пор наблюдаю тебя так близко?
— А где подвал?
— Подвал — внизу. Еще один вопрос… Эрфан смотрел вслед бегущему парню и смеялся. Истерично и долго. Очень похоже на плач.
Этот смех, этот взгляд.
Гибкий, как плеть, силуэт.
Человек-клеймо. Оттиск его личности до сих пор где-то внутри, и ничем не вытравишь. Добро или зло? Свет или тьму принес мне Эрфан? Одарил или обокрал?
Но ответа не было. Жгучее, смешанное ощущение.
«Учитель!» — тихонько, мысленно позвал Джерард. Вышло неловко, непривычно. А как же тогда? Хозяин?
Спасший от смерти владеет спасенной жизнью. Исполнивший желание властен над судьбой желавшего.