- Ну да, и еще соблазнительной женщины, ты не заметил.
- Но это сделал покойный епископ...
- И до него, покойный принц Уриенс. Да не важно! За облик личинки, ей подаренный, отвечаю я. Злые силы! Львиноголовая Сохмет, Лернейская Гидра, женщина, личинка - да она просто выбрать не может, хочет сожрать все это сразу!
- И у нее не получается, да?
- Еще как получается - все сожрала, почти всех подмела. Обжора! И теперь стоит тут, как погода, а мы уже мертвы заживо. Слушай, - сверкавшие глаза наполнились мутью; жрец слабо махнул рукой, - Отпусти ты меня, все равно отвечать тебе не смогу?
- Ладно, - прошептал околдованный Шванк.
Филипп отложил книгу подальше, встал, отвернулся...
- А что же делать? - вдогонку спросил трувер.
- Не знаю, - сдавленно ответил жрец, - Поздно. Может быть, ничего. Оставил бы ты этот свой роман - происходящего он не касается вообще, - и быстро ушел.
А Шванк, как всегда, остался.
***
Следующим утром показалось Солнце, предвещая близкий снег, и время вроде бы чуть шевельнулось. Трувер снова сидел в уголке у выхода, а Филипп рассказывал ему какую-то очередную подробность о Красном Бастарде; видимо, во искупление вчерашней вспышки. На самом деле еще ночью Гебхардт Шванк твердо решил больше не беспокоить жреца, но тот пришел сам - как всегда, вскоре после рассвета.
Шванк, рассеянный, писал, а Филипп вспоминал перипетии каких-то очень сложных торговых сделок того времени; трувер совершенно скис, когда несколько раз прозвучало имя Пуйхла и упоминание о продаже ледяной горы на Побережье - от почти бессмертного короля Шванку ничего не надо было, он желал проигнорировать его и не заниматься лишними поисками.
И тут, как призрак, вошел в двери Пикси и встал, шагнув в зал. По правде говоря, Филипп и Шванк не сразу и поняли, кого видят, кто предстал перед ними - вошедший отрастил небольшую бородку очень приятного каштанового оттенка. Камзол на нем был бархатный, зеленый - и штаны с сапогами из тонкой кожи, под цвет глаз-орешков. Он поднял подбородок, обежал взором потолок и сказал:
- Эомера нет - и стало вроде бы светлее! Есть чем дышать.
Тут до Шванка дошло:
- Пикси, ты призрак?! - пропищал он.
- Узнали, наконец, - ласково улыбнулся гость, склоняя голову набок, - А вот не скажу - сами угадайте, призрак я или нет!
Он сделал еще шаг, показать себя, и снова замер. Узкие штаны все-таки прилегали плотнее к той ноге, которая согнулась при ходьбе; но позвоночник вроде бы выпрямился, и мастер Пиктор явно был выше, чем прежде.
- Пикси, ты живой! - заулыбался, заухал Филипп и растопырил руки.
Мгновения не прошло, а Пикси уже сидел и чесал тройные щеки знакомого кота; тот столбиком сидел на его коленях и, не мигая, глядел в глаза.
- Ах ты, Львенок! Узнал, Леонид, да? Узнал. Давай тебя в лес заберу? Я серьезно - там есть, на кого охотиться.
Но рыже-пегий кот вроде бы покачал головою и свернулся клубком. Шальной Шванк уселся на стол и начал по-школьному болтать ножками. Филипп тихо посмеивался.
А Пикси передал кота Шванку и сказал, хитренько улыбаясь:
- Если честно, я сам не знаю, призрак я или нет - потом расскажу. А сейчас мне надо к епископу с двумя свидетелями - я хочу вас.
- Хорошо! - сказали оба враз, и Пикси, то и дело воздевая руки, повел их.
...
Сам епископ Акакий предпочел бы поселиться в галерее между Библиотекой и Скрипторием, свить там гнездо наподобие крысиного, а по смерти воплотиться буквицей, но... Храм должен отдохнуть, а кроткий Акакий устраивает всех.
И вот сейчас сидит он в непривычном епископском домике и, чтобы восстановить равновесие, разбирает остатки личных архивов трех своих предшественников: малый и случайный - Панкратия, странный и обширный - Гермы и самый большой, но ужасающе скучный - Амброзия, бывшего казначея.
Молодой писец открыл гостям, и они, кажется, спугнули епископа. Оторвавшись от стопы документов, он резко развернулся, а выглядел при этом так, как будто бы его резко разбудили в первую же спокойную ночь после десятка бессонных. Лицо Акакия слегка пожелтело и отекло под глазами, а выбритые следы бровей были пока светлее лица. "На кого же он похож? - думал Шванк, - Из-за этих бровей он напоминает пса... Но нет. Глаза быстрые и круглые, черные. Пальцы дрожат, и он хочет вцепиться в край стола, но не делает этого, не смеет при посетителях. И подбородок маловат... Ага, да это же крыс!" Гебхардт Шванк и не думал о том, что все его случайные знакомые видят его примерно так же - не запоминают лица, а улавливают лишь отдаленное сходство с поросенком...
Итак, "поросенок" и "крыс" поглядели друг на друга, и Акакий пришел в себя:
- Филипп, что за дело?
- С нами мастер Пиктор, Ваше преосвященство. Дело, собственно, у него.
- Вы вернулись, мастер Пиктор?
- Да, госпо... Да, Ваше преосвященство. Королева Броселиана посылает Храму цену моей свободы. Свидетели со мной.
Пиктор подал епископу мешочек. Тот аккуратно вынул два золотых с профилями Гавейна и уложил на стол, монету рядом с монетою.
- Хорошо. Мастер Пиктор, когда Вы приступите к исполнению обязанностей?
Пикси сделал изящный светский поклон и сказал дерзость:
- Вы не поняли, Ваше преосвященство. Я не собираюсь больше ни руководить вашим хором, ни оставаться в Храме.
Акакий снова развернулся к нему, чуть более плавно, поднял глаза и увидел мастера, наконец:
- Это меняет дело. Я не согласен.
Пикси напрягся, задрожал.
- Двух золотых достаточно за обычного мастера. Но для Вас эта цена слишком мала.
- Так Вы хотите держать меня в плену?
- Если Вам угодно так считать... Да!
- Я не останусь ни в коем случае, даже если придется забить меня в колодки. И Вы ничего, ничего не получите от меня как от музыканта.
- Этого не будет.
- А что будет?! Повесите?
Акакий опустил взор, расслабился, задумался.
- Хорошо... Если так, я отпущу Вас. Вы подали мне мысль, прямо сейчас.
- Да? - не выдержал Пиктор.
- Да. Я получу Вас именно как музыканта.
Пиктор сгорбился и чуть подогнул пальцы. Акакий слегка улыбнулся.
- Нет нужды нападать на меня с когтями или с кулаками! Я беру два золотых Броселианы, видите? А от Вас лично мне нужно вот что - я требую передать мне весь Ваш архив: и разысканное в Храме, и написанное лично Вами.
Пиктор приподнял плечи, склонил голову набок, ухмыльнулся и ответил по-детски лукаво:
- Все это придется осваивать десяток лет, если не больше. Готов ли к такому Агафон?
Епископ улыбнулся, и губы его образовали совершенно прямую линию:
- Если Вы согласны, то сие уже не Ваша забота. Я не запрещаю Вам исполнять эти произведения самому, верно?
Пиктор громко выдохнул и улыбнулся в ответ:
- Ладно, берите!
Акакий махнул рукой:
- Давайте договор о Вашей продаже...
- О дарении...
- Неважно.
Мастер Пиктор полез за пазуху и извлек совершенно вытертый и несколько раз подклеенный свиточек. Епископ развернул его, прочел, стремительно написал пару строк, заверил датой, печатью и подписью, взглядом потребовал подписей Шванка и Филиппа и в итоге присыпал песком. Пока песок впитывал чернила, Пикси, не отрываясь, смотрел на документ. Ничего неожиданного не произошло, свиток не исчез - Акакий просто стряхнул посиневший песок в баночку для мусора, свернул обновленный документ и вернул музыканту. Тот припрятал его понадежнее.
- А где Ваши труды, мастер Пиктор? - как ни в чем не бывало, спросил епископ.
- Мы сами принесем, Ваше преосвященство!
Пикси выскочил в дверь, а спутники последовали за ним.