13
Было сухо и гулко. Кукушка без остановки повторяла своё "ку-ку", с эхом разносящееся по лесу. Другие птицы не утруждали себя пением в дневной час, – когда солнце, приблизившись к зениту, нещадно палит и сушит округлые бока землицы-матушки. Ни одного человека не было видно или слышно. Где-нибудь нет-нет да падала шишка или валился старый сук. Без умолку стрекотали кузнечики – это был естественный фон, к которому быстро привыкаешь, и тебе уже кажется, что так звенит тишина. Где-то застучал дятел.
Ребята шли напрямик, без дороги, сокращая путь. Хрустели сучьями, шелестели травами, которые то и дело сплетались в прочные жгуты и никак не желали размыкаться, пропуская их вперёд. Иногда казалось, что кожа на ногах не выдержит и порвётся под напором неуступчивой лесной поросли. А местами лесной ковёр был чист и упруг настолько, что подбрасывал, выталкивал ноги ребят.
Их широко вздуваемые лёгкие наполнялись густым духом горячего леса. В носах щекотало, отчего хотелось вдохнуть, втянуть насыщенный ароматами тёплый воздух как можно глубже и скорее его выдохнуть, чтобы очистить запылённый нос, и снова затянуться им же – и одуреть, очуметь сильнее прежнего!
Осиновые, дубовые, берёзовые рощи, орешник, сосновый бор, засаженная ёлками вырубка, ежевичные, малиновые, черничные заросли незаметно сменяли друг друга в их быстром шествии.
Глубокие тени и яркий свет, несчётное количество стволов малых и больших деревьев мельтешили перед их глазами, расстраивая зрение, мешая правильно ориентироваться в пространстве, определять расстояние, вводя в гипнотический транс, усыпляя бдительность, заставляя спотыкаться о кочки и корни, понуждая переходить на более быстрый шаг и временами сбиваться на бег.
– Вот оно! – с придыханием произнёс Паша.
Мальчики остановились.
– Привал? – спросил Марат.
– Передохнём, – согласился Валя.
Они стояли посреди редких хилых сосен, а перед ними громоздилась глухая стена из кустарника и близко растущих деревьев – там, за ней находилось то, к чему они так упорно стремились.
Марат опустился на корточки, пристально глядя на густые заросли, в которые им предстояло войти.
Валя сел на землю, прислонился спиной к стволу сосны с её жёсткой оранжево-коричневой чешуйчатой корой и посмотрел на Пашку, который пошёл к кустам черники с уже поспевшими ягодами.
14
– Сколько мы прошли? – спросил Валя у Марата.
– Километра два.
– Пожалуй.
– Далеко.
– Да.
– Как же это мы добрались сюда в первый раз?
– Сам удивляюсь.
– Это всё Пашка, – сказал Марат. – Это его рук дело. Скорее ног, чем рук, – добавил он, поразмыслив.
Валя согласно кивнул.
Помолчали.
Пашки было не видно. Пашка куда-то пропал.
– Пойду, посмотрю, где он, – сообщил Марат.
– Давай. И тащи его сюда – пора уже идти. Да! Нарвите мне горсть черники.
– Хорошо.
Пашка оказался на месте. Он по-прежнему сидел в плотных невысоких кустиках: он всего лишь сдвинулся к нижнему краю черничной поляны, где неподалёку в овраге звенел ручей.
Марат сорвал дюжину фиолетовых ягод и спустился к ручью.
– Пашка, а, Пашка, что это? – закричал он снизу.
– Где? – Пашка встал и пошёл к Марату.
– Вот.
– А ну-ка дай!
– На.
– Ух-ты!
– Да-а…
– Какая штука! – восхитился Пашка.
– А что это?
– Не знаю.
– Кажется, это жук!
– Похоже.
– А как же это он?
– Может, он когда-то полз-полз и попал в смолу?
– И?
– Затвердел.
– Окаменел?
– Ну да.
– Ух ты!
– Древность! – сказал Пашка.
– Реликт! – воскликнул Марат.
– Что?..
– Отдай!
– Да бери… подумаешь, очень надо…
– Не подумаешь, а – Вещь! С Большой буквы. Все обзавидуются.
– Подумаешь.
– Ха! Воо-о!
– Пошли.
– Пошли, Пашка. Вещь, а? Ха!
– Да-да…
Пашку, конечно же, переполняла зависть: он с удовольствием завладел бы столь редкостной вещью и обязательно понаслаждался бы ею несколько дней, а потом, спрятав её куда-нибудь, он быстро бы забыл о её существовании, – но это не важно, что забыл бы, потому что главное, это то, что сейчас, а не то, что будет потом! Не так ли?
Пашка надеялся, что хорошо знает своего друга, и не минет пары часов, как Марат без сожаления обменяет диковину на какую-нибудь безделицу или отдаст её за просто так, чтобы показать свою щедрость, а то и ради того, чтобы заслужить милость серьёзного и гордого Павла Игнатьевича, то есть его, Пашки. Так думалось Пашке, несмотря на то, что он был самым младшим в их троице, потому что приближалась его пора, наступало его время: сейчас они пойдут в труднопроходимые лесные дебри!
15
Мальчики сгрудились перед замшелой глухой чащобой.
Ладони у них были нагружены черникой: они, причмокивая, облизывали фиолетовыми языками такие же фиолетовые губы, обнажая фиолетовые зубы.
– Ну? Что? Пошли? – доев ягоды, спросил Валя.
– У-угу. – Марат с Пашкой кивнули и поспешно добрали с ладоней остатки черники. – Вперёд!
Высоко в небе, среди сосновых лап, выписывая круги, бороздил воздушные просторы ястреб – собрат грозной птицы, недавно летавшей над деревней, терроризируя тамошних цыплят и котят.
Мальчики опустились на колени и поползли в едва приметную дыру-лаз.
Поплутав по извилистому коридору в живой изгороди, через двадцать метров они добрались-таки до выхода, при этом каждый получил уйму болезненных кровоточащих царапин.
Мальчики удивлялись, как они отыскали это место так точно, впервые идя к нему целенаправленно. Также для них было загадкой то, как позавчера они отважились пробираться через вставшие перед ними "джунгли". Ведь тогда они не знали, что за неприступной стеной из жадно хватающейся за клочок земли буйной растительности через пару десятков метров откроется вполне свободное, но по-сказочному дикое пространство.
– Классно здесь, да? – сказал Пашка, отряхивая ладони и колени.
– Здорово, – поддержал друга Марат.
– Потрясно, – без иронии, серьёзно подытожил Валя, до сих пор ни разу не замеченный в любви к подобного рода приключениям.
Место, в котором они оказались, было дикое, нетронутое. Представляло оно из себя почти что ровный круг диаметром около километра. По периметру его защищала, отделяя от остального леса, непроглядная стена из тесно сплетённых высоких и низких, мощных и тонких деревьев и кустов, – эту преграду только что преодолели на четвереньках Марат, Паша и Валя. Теперь ребята стояли и смотрели на вроде как обычный лес, но видели они и много непривычного: то тут, то там топорщился неведомый колючий кустарник, кое-где ползли и извивались настоящие лианы, трава была по пояс и густая, преимущественно грубая и тёмно-зелёная, общую картину дополняли кустики со спелыми ягодами и молодые, тоненькие да хлипенькие, деревца, и всё это богатство – под кронами взрослых деревьев различных пород, в беспорядке перемешанных.
В центре этого "заповедника" вроде как виднелся просвет, и там поднимались в небо три высоченные стройные сосны. Если бы мальчики прошли туда, то они увидели бы, что сосны стоят у горки, практически свободной от растений, а окружают её заросли папоротника и волчьих ягод, и пушатся там иголками ёлки, создавая ещё одну преграду на пути к центру этого затерянного мира. И бежит-звенит по ту сторону горки ручей.
Можно было заглянуть под любое дерево, под любой куст, приподнять любую низкую ветку и увидеть россыпь грибов. А там, где были ягодные кусты, всё было либо красным, либо чёрно-синим от созревших лесных лакомств. Тугими гроздями свешивались с веток коричневые лесные орехи.
Было очень влажно, но не сыро, и пахло прелой землёй. Жары не чувствовалось, а духоты не ощущалось. Ни малейшее дуновение ветра не колебало ни одного листочка на макушках самых высоких деревьев. И было абсолютно тихо. Ни один звук не нарушал общей затаённой гармонии. Казалось, что это место будто бы спит и, может статься, видит свои собственные, тайные, сокровенные сны…