И даже больше - онаказалась
довольной. Еслибыкакой-нибудьпоэтзахотелизобразитьееспомощью
сравнений, он сравнил бы ее серые, чистые, большие глаза,обведенныеяркой
белоснежной каймой, с цветами вьюнка. Он не нашелбывнейнималейшего
сходствасбогинями,традиционныечертыкоторыхсделались
холодно-классическими. Нет, ее красота быланеолимпийская,ноэдемская.
Вообразите себе Еву, которая после изгнания из рая зажгла страстью влюбчивых
воинов и мирно и кротко возвращается в рай; не богиня, но женщина, вполной
гармонии с окрестным эдемом.
Когда еемужвошелвкомнату,онаподнялаглазаигубыунее
полуоткрылись; веки задрожали, как (да простит нас Поэзия!) хвостик у верной
собаки, и вся она затрепетала, как плакучая ива под еле заметнымдуновением
ветра. Так она всегда встречала мужа, как бы часто они ни видались. Еслибы
те, ктопороюзастаканомвинавспоминалистарыезабавныеисториио
сумасбродной карьере Изабеллы Гилберт, видели сегоднявечеромженуФранка
Гудвина в мирномореолесчастливойсемейнойжизни,онилибосталибы
отрицать, либо согласилисьбызабытьнавекиэтиживописныесобытияиз
биографии той, ради кого покойный Мирафлорес пожертвовал и родиной идобрым
именем.
- Я привелкобедугостя,-сказалГудвин,-некийФалькониз
Сан-Матео, полковник. Он здесь показенномуделу.Едвалитебехочется
видеть его, и потому я прописал тебе спасительную женскую мигрень.
- Он пришел расспросить тебя опропавшихденьгах,неправдали?-
спросила миссис Гудвин, снова принимаясь за этюд.
- Ты угадала, - ответил Гудвин.-Онужетридня,какзанимается
инквизицией среди туземцев. Теперь дошло дело до меня, но так как онбоится
призывать к суду и расправе подданного дяди Сэма, он решилпревратитьсяиз
судьи в визитера и допрашивать меня за обедом. Он будет терзать меня пытками
за моим собственным вином и десертом.
- Нашел ли он кого-нибудь, кто бы видел этот саквояж с деньгами?
- Никого. Даже мадама Ортис, у которой такой зоркий глазнасборщиков
налогов, и та не помнит, что у него был багаж.
Миссис Гудвин положила кисть и вздохнула,
- Мне так совестно, Франк, - сказала она, - что из-за этих денег у тебя
столько хлопот. Но ведь мы не можем сказать правду, не так ли?
- Еще бы, - сказал Гудвинипередернулплечом,какделализдешние
жители, у которых он и перенял этот жест, - это было бы совсем не умно. Хотя
я и американец, они живо упрятали бы меня в calaboza (4),еслибыузнали,
что этот саквояж присвоен нами. Нет, мы должны заявить, что знаемобовсем
этом деле не больше, чем все остальные невежды в Коралио.
- А не думаешь ли ты, что этот человек подозреваеттебявприсвоении
денег? - спросила она, сдвинув брови.