Серов немного помолчал и спросил:
-- Чем же я могу тебе помочь? - Хоть и не сразу, но он сообразил, что Вампир хочет о чем-то договориться.
-- Ты здесь человек достаточно влиятельный, - начал тот. - Можешь и меня тут пристроить...
--Хм, - удивленно произнес Серов. - Не совсем тот период истории, когда хочется в нем задержаться. Я сам иногда на волоске хожу. Да и...
-- Ты не понял. Там - мне крышка, а тут я приспособлюсь, - уверил Вампир. - Мне только остаться надо.
-- Но, я-то как могу это сделать? - Он посмотрел на старинные часы, неумолимо отсчитывающие время пребывания гостя в прошлом. - Через пару десятков часов твое время истечет. Вернуться придется по любому.
-- Да знаю я, - скривился тот, отмахнувшись. - Но, я все продумал. Только тебе придется мне подыграть.
-- Мне? - Изумленно вскинул брови Серов. - Перед кем?
-- Тебе, тебе, - подтвердил Вампир. - Закажи завтрак и за рюмкой чая мы все обсудим. В накладе не останешься.
"Без головы бы не остаться", - подумал Серов, поежившись.
Тогда он еще не знал, в какие угодил сети.
Глава четырнадцатая.
1942 год. Москва.
Наумов открыл глаза. Почти ничего нового. Комната, потолок, люстра из беленого стекла. Только в отличие от последних кабинетов, где ему довелось побывать, потолок этого не был засижен мухами и прокурен до желтизны. Кабинет начальника более высокого уровня? Впрочем, гадать было лень. Еще больше не хотелось двигаться. Просто продолжать лежать так на этом мягком, удобном диване, выбросив из головы все мысли. Он устал. Просто устал от этой бесконечной адской карусели, что закрутила его в пространстве и времени. Так ведь не бывает. Может он сошел с ума и, наконец, очнувшись, находится в палате психиатрической больницы? Хорошо, если так все бы и было. Тогда все уже кончилось, и он сможет отдохнуть. Но, стоит поднять голову и осмотреть помещение, где находится, как все сразу встанет на свои места. Вот только делать этого не хотелось. Да и страшно, если честно.
Все же переборов страх, Иван поднялся с постели и огляделся. Комната небольшая, три метра на четыре, еще одна кровать, пара деревянных тумбочек выкрашенных в серый цвет и жестяной умывальник в углу.Похоже, он все-таки в больнице. Но когда?Вполне типичная картинка для любой больницы провинциального городка. Будь то сорок второй год или девяностые. Это ничего толком не доказывает, только мысли еще больше спутались.
Наумов откинулся обратно на кровать и стал ждать дальнейшего развития событий. Чего-чего, а ждать он уже давно привык.
Неожиданно громкая музыка, пролившаяся прямо над головой, вернула его к действительности. Судя по бравурности музыки - это был гимн. Видимо уже шесть утра. Иван задрал голову и обнаружил висящий на стене громкоговоритель. Все ясно. Он все еще в прошлом, и мысли о бреде сумасшедшего оказались несостоятельны. А жаль. В этот момент послышался звук открываемой двери и, в комнату вошла девушка в белом халате. В руках она держала ванночку со шприцом.
-- Поворачивайтесь, пора укол делать, - приказным тоном произнесла она. Ничего не оставалось, как подчиниться. Привычная процедура для человека из конца двадцатого века.
Когда инъекция, чуть грубовато, но, все же была завершена и медсестра собралась уйти, Наумов поспешил спросить:
-- Вы не подскажете, где я нахожусь?
-- Отчего не подсказать, - обернувшись, ответила та. - Все одно, дальше этих стен не выйдет.
-- В смысле?
-- Это лазарет центрального управления НКВД...
Оказавшись в наркомате внутренних дел, Иван загрустил. И было от чего. В его понятии - это значило верную смерть. Слишком много страшных историй слышал он про этот карательный орган из средств массовой информации нового, демократического правительства, что набрало силу в начале девяностых. Но, с другой стороны, зачем держать его в чистой палате с радио и делать уколы по расписанию? Все противоречиво.
Через некоторое время в палату вошел конвоир. Он еще не успел произнести ни слова, как Наумов самостоятельно поднялся с койки и, заложив руки за спину, театрально вышел в коридор. Тапочек, или другой какой обувки рядом не нашлось, поэтому холодный каменный пол неприятно ожег голые ступни при первых шагах.Конвоир только хмыкнул, но грубо себя не повел.
-- Иди прямо по коридору! - Закрывая дверь палаты, бросил он. Затем, догнал быстрым шагом, и повел за собой. На допрос, не иначе. На расстрел так не ведут.
Кабинет, куда его привели, был полной противоположностью чистой и светлой палаты лазарета: темный, с маленькими, заляпанными грязью окнами, с единственным покосившимся письменным столом и устрашающего вида металлическим стулом. Похоже, на нем еще средневековая инквизиция добивалась правды от узников совести и всякого рода ведьм. Неужели с тех пор один из главных органов страны все еще испытывает нужду в лучшем финансировании?
Человек в синих галифе и гимнастерке с двумя прямоугольниками на петлицах, молча сидел за столом и долго рассматривал вошедшего Наумова.
-- И что ты за гусь, если тебя ко мне прислали? - Спросил он, закуривая папиросу. - Не генерал - точно! Да и на маршала не очень смахиваешь.
-- Я не гусь, я человек, - особо не прикидываясь, ответил Наумов. - А по званию, всего лишь лейтенант. И то - бывший.
-- Ага?- Удивился тот. - Ври больше! Сраного лейтенанта ко мне не пришлют! Не мой уровень.
-- Начальству виднее, - кивнул на облупленный потолок Иван, сам удивляясь, что его доставили на допрос к оперу, который ни сном не духом про него не знал.Еще одна странность в череде.
-- И то верно! - согласился тот.
В этот момент дверь кабинета распахнулась и, на пороге появился человек в скромном армейском френче и черном галифе. Сапоги его ослепительно блестели, еще больше блестели пронзительные глаза, грозно взиравшие из-под насупленных бровей. Оперативник подскочил с места, будто старый стул дал ему крепкого пинка, мстя за прошлые обиды, и вытянулся по струнке.
-- Здравия желаю, товарищ комиссар!
-- Сидите, лейтенант, - отмахнулся тот.
Опер упал на стул.
-- Вот вам инструкции и личное дело арестованного. Изучайте в его присутствии. Задавайте вопросы. Все будет находиться под моим личным контролем...
Признаться даже у Наумова челюсть отвисла после такой инструкции, не говоря уж об опере. Тот почти в кому впал, застыв, словно истукан.
-- Чего вы на меня так смотрите! - Рявкнул комиссар. - Выполняйте!
Он быстрым шагом покинул кабинет, а лейтенант все еще смотрел ему вслед, ничего не понимая.
-- Ну, что? - Произнес Наумов. - Может, начнем?
Эта фраза для опера была подобна выстрелу в голову.
-- Чего начнем? - Спустя длительную паузу, очнулся тот.
-- Допрос, - невозмутимо ответил Иван, решив использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу. - Вам же ясно сказали, что должны подробно изучить мое личное дело и доложить начальству.
-- Да, да, - согласился тот. Он обильно потел, вытирая лицо платком: то ли от страха, то ли от наглости арестованного. Дрожащими руками раскрыл личное дело Наумова и несколько минут молчал, изучая его, изредка промокая лоб. Затем откинулся на спинку стула и, выдохнув, спросил:
-- Ты, идиот?
-- А разве не похоже?- Как можно искренне удивился тот. - Вот и мама мне всегда говорила что...
-- Заткнись! - Неожиданно рявкнул лейтенант. - Прислали дурака на мою голову!
Иван часто закивал, подтверждая выдвинутый оперативником диагноз, подыгрывая сложившейся ситуации. Надеялся, что приняв за полоумного, лейтенант вышвырнет его вон, и он сможет спокойно уйти...Только, куда?Он и в своем времени Москвы не знал, а уж тут и подавно. Бежать куда глаза глядят да ноги принесут - пройденный этап: заносит слишком сильно и совсем не туда, еще хуже делается.
-- Что ты на меня смотришь будто баран на новые ворота? - Очередной окрик вернул Наумова к действительности. - Гнать бы тебя в три шеи, да дело твое бредовое находится под особым контролем.