– Аннон не отводил взгляда. – Оттого и искренность, и любовь безмерная к Господу в словах его. Оттого и верят ему те, кто идет за ним, и почитают Господа его. Старик опустил глаза и уставился в пол. Он моргал, а по ссохшимся морщинистым щекам текли редкие слезы.
– Тогда скажи мне, раввуни, верно ли ты знаешь, что мы идем по пути, указанному истинным Господом?
– Несчастный старик, – прошептал Аннон. – Ты читал псалмы Дэефетовы?
– Я читал их всю ночь, раввуни, – сказал Нафан. – И еще день и еще одну ночь. И сердце мое разрывалось от горя, а разум мой, ветхий, как мир, созданный Господом, замутился от сомнений. Я потерял веру и мне стало страшно от этого. Помоги мне вновь укрепиться в вере моей. Попроси Господа дать мне знак. Помоги понять, что я не ошибаюсь в помыслах и поступках своих. Прошу тебя, раввуни…
– Несчастный старик, – повторил Аннон и покачал головой. – Мне жаль тебя, но я не могу дать то, о чем ты просишь. Я не Ангел Господень. Я такое же дитя Господа, как и ты, и то же право имею просить Его. Если Господу будет угодно, Он даст тебе знак. Если же нет… Тебе останется уповать на свою душу, поскольку она и есть частичка Господа, живущая в тебе. Доверься ей. Нафан кивнул обреченно. Ответ Аннона не удовлетворил его. Это отчетливо прочитывалось во взгляде старика.
– Раввуни, раз ты знаешь, что Царь Дэефет родит сына, то, наверное, тебе открыто, от кого? – спросил он медленно.
– От Вирсавии, дочери Елиама, – ответил Аннон после короткой паузы.
– Вирсавия, дочь Елиама? – Белые брови старика выгнулись, словно радуга. – Но ведь она жена Урии Хеттеянина, одного из тридцати оруженосцев Иоава, племянника и военачальника Дэефетова‹$F»Один из тридцати…» – здесь имеются в виду тридцать офицеров, командующих израильскими легионами. «Оруженосец» – синоним понятия военачальник, но относящийся к более низкому командному ряду. Фактически, оруженосцы выполняли функции современных ординарцев при офицерах более высокого ранга.›? Или ты имел в виду какую-то другую Вирсавию, о которой мне пока неизвестно?
– Нет. Все правильно, Нафан. Пока Вирсавия действительно жена Урии, сына народа хеттеева‹Хеттеи – народ ханаанский, потомки Хета. Хет являлся сыном Ханаана, который, в свою очередь, был сыном Хама. Согласно Библии, весь народ ханаанский по велению Бога подлежал истреблению, но избежал гибели и даже был достаточно многочислен.›. Но скоро Дэефет заберет ее в свой дом, а Урия умрет.
– И когда же это случится, раввуни?
– Скоро, – ответил Аннон. – Ты узнаешь обо всем в свое время. – Он поднялся со ступеней трона и направился в дальний конец залы, к балкону. Нафан молча следил за ним. – Когда Вирсавия забеременеет, ты откроешь ей правду. Обо мне, о себе, о Дэефете и о будущем ребенке.
– Ты думаешь, она поверит мне, раввуни? – спросил старик.
– Ты ведь пророк, Нафан. Первый пророк в царстве Иегудейском. Хотя тебе придется вложить в свои слова всю душу. – Аннон обернулся на ходу. – Расскажи ей о скорой гибели мужа, расскажи о своей боли. И тогда она поверит. А когда она поверит, ты дашь ей настой. – Он остановился у балкона и отдернул занавес. В стене располагался тайник – крохотное углубление, скрытое подвижной пластиной. В тайнике хранился небольшой золотой сосуд, формой напоминающий кувшин. Взяв его, Аннон вернулся к трону и протянул сосуд Нафану. – Вот он. Вирсавия должна пить по две капли каждый день весь последний месяц беременности. Нафан взял «кувшин», покрутил его в руках. Узкое горлышко сосуда было запечатано царской печатью.
– Что это?
– Египетские травы, смешанные с пальмовым маслом, – ответил Аннон. – В малых дозах настой безвреден для женщины, но губителен для плода.