Джон хотел заткнуть себе уши, чтобы не слышать этих страшных предсказаний, хотел снова врезать суккубу, бить по лицу, чтобы затолкать все эти пророчества обратно в глотку, но был так измотан, так жалок, что не мог пошевелить и пальцем. Он попытался сказать Мориарти, что всё это не правда, потребовать, чтобы он замолчал, заткнулся, но в его иссушенном горле пересыпался песок. Демон продолжал предрекать свою беспощадную правду, или же чудовищную ложь, обещая новые муки.
— Да, Джонни, всё будет именно так. Шерлок сделает несчастным тебя и всех вокруг. Он и раньше был занозой в заднице, но теперь это станет его раковой опухолью. Прости, Джонни, но только таким я могу вернуть его тебе. Слабым и жалким, раздавленным своим воскрешением. Ты возненавидишь его за эти слабости больше всех остальных, потому что именно из-за него лишишься своих сокровищ. Он измотает тебя. Выпьет твои силы. Ты будешь ненавидеть его живого больше, чем мёртвого. И знаешь, эта цена действительно не так уж и мала. Она вполне оправдана. Наслаждайся, мой милый Джонни-бой.
***
Джон проснулся резко, как от кошмара, хотя совершенно не помнил, что ему снилось и снилось ли вообще.
Суккуба в спальне не было и никаких звуков, изобличающих наличие в доме ещё одного живого существа, кроме самого Джона Уотсона, не было. И это одновременно радовало и почему-то пугало. Как будто, наличие в его постели Джима Мориарти могло доказать, что прошедшая ночь не была помутнением его свихнувшегося от депрессии разума. Он действительно провёл ночь с демоном, запросив за это небывало огромную цену. Если, конечно, верить Мориарти, но его рядом по-прежнему не было.
Он почти ничего не помнил о прошедшей ночи. Только короткие, смазанные образы и запахи. Они просто трахались. Всю ночь, почти без перерывов, как будто накаченные афродизиаками или наркотиками.
Постель служила неплохим доказательством этому — матрас и простыни были разодраны в клочья, будто на них не любовью занимались, а проводили собачьи бои. И хотя на теле не были никаких следов от когтей, Джон поёжился, как от холода.
Над изголовьем кровати копотью было написано:
Он ждёт тебя на кладбище. Поторопись : )
Джон попытался дойти до кухни, но чуть не свалился, сделав два шага. Тело ломило, но больше мучила почти сразу же охватившая слабость. Чудовищно сильно хотелось есть и пить, и Джон даже не мог решить, чего больше. Живот казался пустым, как воздушный шарик, поэтому он съел почти всё, что ещё оставалось в холодильнике, даже маринованные оливки, которые открыл ещё в начале месяца, и запил всё это холодной водой. Меньше всего Джон мог думать про заворот кишок, когда спешно одевался. Нужно было быстрее бежать, поймать кэб и ехать на кладбище. На кладбище, где по злой иронии Джима Мориарти, его должен был ждать Шерлок.
Всю дорогу он чувствовал себя пулей, пущенной из пистолетного дула, которая застряла в ловушке времени и не может настигнуть свою цель, какой бы она ни была. Мир вокруг двигался, шевелился и только он медленно полз, как улитка в потоке машин.
Оказавшись на месте, Джон чуть не забыл расплатиться с кэбменом, и бегом добрался до той самой могилы. Вот он, чёрный полированный камень, но где Шерлок? Не появится же он из-под земли, как зомби. Джон уже думал об этом не раз, и это показалось немного смешным только в самый первый. Когда имеешь дело с нечистой силой, не до смеха. Случиться могло всё что угодно.
Джон ещё раз огляделся по сторонам, будто в толпе искал знакомое лицо. Кроме надгробий и деревьев здесь больше никого не было, а перед ним по-прежнему чернел только бездушный камень с именем.
Он ведь уже стоял вот так же больше двух месяцев назад, будто вчера.
— Шерлок, где же ты? Пожалуйста, будь живым. Будь здесь, со мной, — снова просил он в кладбищенской тишине, но Шерлок ему не ответил.
Объяснение было только одно — Джим Мориарти обвёл его вокруг своего чешуйчатого хвоста. Взял своё и посмеялся над наивным дурачком, поверившим в чудо. Вот он — твой друг, гениальный детектив Шерлок Холмс, всё также лежит на кладбище под двумя метрами земли. Джон зажмурился, и хотя глаза предательски щипало, слёз не было. Потому что это было не сожаление. Это был гнев. Он так и стоял в бессильной злобе, сжимая кулаки, и не видел, как между деревьев, совсем рядом, промелькнул высокий силуэт в тёмном пальто, и не спеша двинулся прочь.
========== Принятие ==========
Джон думал, что больше никогда не встретит Джима Мориарти. Прошло ровно три с половиной года со смерти Шерлока и полтора — с тех пор, как он вернулся. Так много событий набилось в этот отрезок времени, что Джон и вовсе успел крепко о нём позабыть. Сначала просто не вспоминал, а потом у него вдруг начало это получаться само собой, по привычке. Не думая о Мориарти, получилось забыть и Шерлока.
Зацикленный график работа-дом, который удалось разбавлять милыми сердцу радостями многих одиночек, вроде походов в бар или кино и прогулок по бесконечным улочкам. Через полгода появилась женщина, которая вдруг стала всем, и Джон Уотсон стал постепенно обретать смысл. А потом вернулся Шерлок.
Первое время всё было не так уж плохо. Всё было ужасно.
Шерлок рассказывал, что два года провёл в подполье, в восточной Европе, из чего Джон сделал вывод, что обманул его вовсе не демон, а собственный друг. Он снова оставил его одного, хотя знал, более того — видел, как он в нём нуждался всё это время. Чувство, которое охватило Джона, когда он понял случившееся, было сродни ревности. Он не мог простить, что Шерлок даже не подал хоть какого-то знака, что с ним всё в порядке. Или он думал, что Джон растрезвонит на весь мир о его воскрешении? Джон? Смешно. Он бы под пытками его не выдал. Ему было бы достаточно одного лишь знания, что его друг жив, где бы он ни был. А теперь, когда Шерлок беспардонно ворвался, как брошенный в окно камень, Джон с ужасом понимал, что лучше бы он никогда и не возвращался.
Его старый друг изменился необратимо. Он оставался как будто тем же самым, и вместе с тем казался чужим и насквозь нездоровым. А потом Джон понял, что он всегда и был таким, просто теперь это приобрело гротескный, нарочито гипертрофированный окрас. Начиная от шуток, заканчивая пристрастиями. Он, как будто потерял какие-то рамки, за которые прежде не заходил.
Изменился и сам Джон. Глупо было бы это отрицать по прошествии двух лет. Всё было хорошо, жизнь выстраивалась в простую и понятную цепочку. Может, немного скучную и предсказуемую, но впервые в жизни Джона Уотсона это вполне устраивало. Пусть так, обыкновенно и ровно пройдёт вся его жизнь, зато без интриг и внезапных смертей…
Не получилось.
Джон остановился в парке и тяжело опустился на скамейку. День был тёплым и солнечным. Наверное, поэтому здесь было так людно — парочки, старики, дети, бегуны и собаки со своими хозяевами.
Пара молодых людей на соседней скамейке мило ворковали между собой, обнимались и хихикали. Старик чуть вдалеке кормил птиц. На лужайке прямо напротив Джона бегал мальчик лет шести и просто так, руками, ловил кузнечиков и стрекоз. Дочери Джона, если бы она появилась на свет, сейчас был бы годик. Он прогуливался бы сейчас с ней по парку. Она бы лежала в коляске, такая крохотная и безумно похожая на маму.
Хуже всего было осознавать, что не допусти он самую первую и главную свою ошибку, и всего остального не случилось бы. Не нужно было просить о воскрешении мертвеца.
Джон мотнул головой, чтобы стряхнуть с себя навалившиеся сожаления и взять себя в руки. Всё позади. Да. Он уже научился справляться с потерями. Он знает выход. Всегда знал. Он уже завершил все дела и раздал все ненужные вещи. Только ещё немного подышит этим тёплым летним небом, наберётся напоследок хороших воспоминаний. Джон где-то читал, что это важно.
Чужая жизнь продолжалась. Мальчик, схватив банку, бежал к своему отцу. Отчего-то момент показался Джону до того знакомым, что он подался вперёд, во все глаза следя за тем, к кому бежит ребёнок. Это совершенно точно был тот же мужчина из полузабытого сна, но Джон хоть убей, не мог вспомнить, когда ему это снилось и снилось ли вообще. Но это точно было. Как дежавю.