– Что вы говорите, молодой человек? Вот как? Очень интересно, очень! – обмахиваясь анкетой парня, говорил Начальник.
При этом Андре рассказывал про свою работу в автомастерской отца и видел, что этому господину его рассказ так же интересен, как червяку – полёты на Луну.
Это собеседование было последней каплей, вогнавшей его в такое глубокое отчаянье, что он просто встал и вышел, не слушая, что там ещё лопочет мистер Начальник. Всё впустую, всё без толку. Он никому из этих людей не нужен, им до лампочки его желания и проблемы. «Господи Иисусе, они что, не видят, что я нуждаюсь в них?! Мне нужно человеческое общество, сочувствие, понимание. У меня только что погибли девушка и родители. Не ужели вам на это наплевать! Примите меня обратно! Я – человек, я такой же как вы!.. И, в конце концов, мне тоже нужны деньги, чтобы жить…» Безысходность дикая.
А на улице пригревало солнышко, по небу плыли воздушные облачка, где-то даже слышались робкие трели птиц. Прохожих было мало, но они не выглядели напуганными. Они спешили по своим делам, деловитые, как тараканы. Шумели машины, пованивая выхлопными газами, на углу шестьдесят шестой авеню и Лонг-стрит ругались две женщины. Обычная жизнь обычного маленького городка. Андре видел подобные картины с рождения, но сейчас его не покидала мысль, что он смотрит на мир будто из-за стекла, словно это постановка на экране телевизора или на старых подмостках театра имени Висмонта. Парень представил, что стоит заглянуть за фасады домов, и он увидит обшарпанные кое-как склеенные скотчем картонки, а подойди поближе к ругающимся домохозяйкам – и станет заметен неумело наложенный грим. Всё слишком хорошо. Всё слишком неестественно. «Как же вчера? Этого что, не было? Или все люди, как те пьянчуги в баре, не верят собственным глазам, а верят тому, что им льют в уши по ТиВи и радио? Или, может, это я сошёл с ума? Ударился башкой в той аварии, а потом бредил?» Андре кинулся к центральному полицейскому управлению.
Выгоревшее почти до бетона здание уже обнесли жёлтой лентой, и какой-то полисмен отгонял любопытствующих.
– Эй, парень, не на что тут глазеть, иди-ка домой! – замахал он руками на Андре.
– А… а что здесь произошло?
– Поджёг, акт вандализма. Всё, иди, иди отсюда, майор Брейв во всём разберётся и доложит горожанам.
– Майор? Он жив?
– Конечно, что с ним будет?
– А сержант Мак-Леод?
– Он пропал… Эй, а ты что-то знаешь о нём? Знаешь, что тут произошло? Эй, а ну стой!
Андре решил дать дёру. «Господи Иисусе! Похоже, я единственный, кто знает, что произошло на самом деле! Но кто сможет подтвердить мои слова?! И уж тем более, я вряд ли смогу нормально объяснить, почему выжил. Я никому ничего не могу рассказать!»
Его кто-то схватил за рукав. Парень дёрнулся, но женщина с резкими морщинами вокруг рта и тонкими костлявыми пальцами держала его крепко.
– Молодой человек, – с недовольной миной, будто это он её задержал и отвлёк от важных дел, сказала она. – Если вам не безразлична судьба города, если вам не всё равно, что происходит с его жителями, если бы думаете об улучшении его жизни, вы просто обязаны прийти на собрание завтра в четыре вечера в ратуше городского совета.
– А, да, конечно, приду, – закивал что было мочи Андре, пытаясь освободить руку. Женщина поглядела на него с сомнением, поджав губы.
– Да точно приду!
Тогда она его отпустила. Парень побежал дальше, а женщина огляделась в поисках новой жертвы. То есть добровольного посетителя городского собрания.
Дома первым делом Андре уставился в телевизор. «Новости, новости, новости, должны же они хоть что-то сказать про нас?!»
ТиВи моргал каналами. «Не то, не то, всё не то. Опять ничего…»
– Сегодня в программе: встреча президента Джонатана Гебюсха с министром обороны Кеном Паппетом, презентация нового препарата «Грис» от корпорации Быстрого Развития Естественных и Индустриальных Наук… – говорил усатый диктор с бездумными коровьими глазами, глядящий сквозь Андре. Наверное, он читал бегущую строку. Не похоже, чтобы такой человек стал бы заучивать новости наизусть. – …а так же репортаж нашего корреспондента Джека Лаера из Смоллтауна и результаты полуфинала штата Бундокс по футболу.
Андре не поверил своим ушам. «Неужели, наконец-то!» Он прилип к экрану телевизора.
Там седой Гебюсх пожимал руку тощему осунувшемуся Паппету, что-то шамкал губами… Парень не вслушивался в слова. Смотрел на их лица: на бугристый лоб президента, словно думы, одолевавшие его, оставили следы на коже, на длинные лучи морщин, разбегающихся из уголков бледных невыразительных глаз, на мешки под глазами министра обороны, ввалившиеся скулы и костлявые плечи. Его изнурённый вид кого-то ему напомнил. Роясь в мыслях, он услышал поскрёбывание из шкафа. «Точно! Будто мой скелет!»
Тем временем сюжет сменился. Благожелательный солидный мужчина в белом, наброшенном на плечи медицинском халате, перерезал ленточку у входа в стеклянно-прозрачное здание.
– …Мы открываем первый из множеств заводов по производству нового препарата «Грис»! – мужчина продемонстрировал стеклянную пробирку с мутной серой жидкостью. – Данный препарат предназначен для стимуляции нервной деятельности, отлично подойдёт школьникам перед экзаменами, студентам во время сессий и офисным работникам во время дед-лайнов.
Закончил он с улыбкой. В обступившей его толпе в дорогих костюмах раздались сдержанные смешки.
– «Грис» совершенно безвреден, не содержит наркотических веществ, только естественные компоненты, не вызывает привыкания и скоро будет доступен в каждой аптеке без рецепта!
– Каков механизм его действия? – протянулась рука с микрофоном.
Улыбка представительного мужчины несколько потускнела, глаза забегали, он поправил золотую заколку в виде стрекозы, державшую галстук.
– Механизм? Стимуляция нервных окончаний, ускорение реакций между синапсами, усиление дифференциации коры головного мозга… Ну не буду утомлять вас всей этой научной чушью. Принцип действия и способы применения читайте на упаковке!
Раздался смех и аплодисменты.
Новости прервались на рекламу. Андре застонал. Ему не терпелось увидеть репортаж про родной город.
–..У нас на связи в прямом эфире Джек Лаер. Джек, как обстоят дела в Смоллтауне?
Репортёр сильнее вжал пальцем наушник в ухо.
– Привет, Саймон. Ситуация уже стабилизировалась. Последний вертолёт медицинской службы улетел ещё ночью, забрав больных. По словам специалистов, вы видите их за моей спиной, все заболевшие госпитализированы. Оставшимся горожанам опасность не угрожает.
– А что думают жители о вспышке птичьего гриппа в их городке?
– Я задал этот же вопрос Саре Доус, уроженке Смоллтауна. Сара, можете повторить, что вы мне сказали? – в поле зрения камеры появилась женщина. Ветер чуть развевал её длинные волосы, она была немолода, аккуратно, но по-домашнему одета.
– Я, конечно, расстроена, что мой муж заболел, но я видела по его лицу, что всё образуется. А вовремя подоспевшие медики успокоили меня окончательно. Хорошо, что наше государство реагирует так оперативно.
– Это всё благодаря департаменту национальной безопасности и корпорации Быстрого Развития Естественных и Индустриальных Наук, обеспечившей наших специалистов необходимыми, передовыми медикаментами, – то ли объяснил, то ли вставил оплаченную рекламу репортёр.
Андре смотрел и недоумевал. Кто эти люди? Что они говорят? Что показывают? Он не узнавал места за их спинами, никогда не видел эту женщину. Конечно, он не знал наизусть каждого жителя Смоллтауна, не бывал в каждом его уголке, но… Но какой, к чёрту, птичий грипп?! Какой ещё медицинский вертолёт?! Они же врут! Нагло врут! Как же так?! Как. Же. Так?.. Андре откинулся на спинку дивана. По ТиВи на ярко зелёном поле крошечные человечки бегали за мячом, и друг за другом, боролись, что-то кричали.
Это была его надежда. Надежда на то, что сейчас скажут всю правду, не замолчат такое трагическое событие. Парень даже не очень-то понимал, зачем ему это. Указали бы на виновных? Как бы ни было противно, как бы он не хотел, но Андре знал их. Точнее его. Себя. Всё указывало на то, что именно он послужил причиной появления здесь зомби. Пока не понятно как, но он оживил Анжел, а дальше всё пошло естественным для живых мертвецов путём. Но хоть бы исчезла эта страшная тайна, пропастью отрезавшая его от обычных людей. Все бы знали про оживших мертвецов, это стало бы общей бедой, а не только его, личной трагедией.